Инна Тронина - Операция «Купюра»

Вячеслав почесал пальцем свой вздёрнутый, в мелких веснушках, нос.

– В том-то и дело, что не удивился и не разозлился! Он как будто ожидал моего звонка. То есть знал, что им займутся… Похоже, ты прав, и рыло у художника в густом пуху. Но я не могу сказать, что Фёдор Авксентьевич был спокоен. Скорее всего, он испугался, но отказываться от встречи не стал…

– Ну, испугаться он мог просто потому, что мы из карательных органов, – предположил Грачёв. – А эти демократические активисты только на словах такие смелые…

– Сева, у меня сложилось впечатление, что он даже хотел бы с нами увидеться. Но, в то же время, явно кого-то опасается. Просит, что бы не приезжали на казённой машине, зашли не с Большого, а с Пушкарской. Значит, не хочет, чтобы нас у него застали, или хотя бы заподозрили в чём-то. Похоже, за ним действительно могут следить, иначе кого художнику бояться? Он не сидел, «по понятиям» не жил. И клятв никому не давал – по крайней мере, до последнего времени.

– Ладно, пошли! Заговорились мы с тобой… – Грачёв стал быстро подниматься лестнице. – Не знаю уж, как его заарканили. Я слышал, по-разному подъезжают к таким людям, которые могут легально много «бабок» отмыть. Кому в долг дают, кому обещают солидную комиссию, с кем просто в дружбу входят. Хотелось бы, конечно, спросить у него, как на удочку попался…

Барановский достал расчёску, прилизал вьющиеся штопором рыжие волосы. Он согнал с лица смешливое, даже плутоватое выражение и надел скучную, казённую маску. Всеволоду забавно было смотреть на это превращение, и сейчас губы его дрогнули в улыбке.

Но внезапно благодушное настроение сменилось тревогой, даже опаской. Если у Гаврилова такие связи, как намекал Баринов, не нужно было идти к нему вдвоём, да ещё без оружия. С кем он работает – с рэкетирами, скокарями, спекулянтами? А вдруг они и сейчас там, а Гаврилов заманивал «легавых» в западню? Славка – следователь из ОБХСС, и «ствол» ему не положен. А вот он мог бы прихватит пистолет, и не только табельный…

Ещё никто не знал, что Грачёв совсем недавно сам совершил правонарушение – приобрёл в личное пользование итальянский пистолет. Продавец сказал, что оружие с ртутными пулями. Но что это значит, сам толком объяснить не мог. Вроде бы они при выстреле становятся ядовитыми, потому что ртуть сильно нагревается. Что там изобрели итальянские мафиози, трудно сказать, но выбора особого не было. Этот пистолет стоил дешевле пятитысячного «Бульдога», и Всеволод взял его.

Ему давно уже надоело ходить по улицам без защиты. Но пока ещё оружие с собой ни разу не брал – опасался. Ни одна живая душа про пистолет не знала. А ведь на него ушли все сочинские переводы, которые посылала мать. Он давно просил помочь деньгами, потому что питаться приходилось в основном с рынка. Тех продуктов, что выдавали по талонам, хватало всего на несколько дней.

Мать и старшая сестра Оксана в Сочи не бедствовали – имели сад, огород, торговали на базаре, летом пускали курортников. Конечно, они при случае захотят узнать, какую же обновку захотел для себя Севочка, раз попросил сделать солидный перевод. Машина, «Жигули» пятой модели тёмно-фиолетового цвета, перешла к нему от отца. И он с неё каждую капельку стирал, берёг, по гайке перебирал, потому что это было память, а не просто «тачка».

Женщинам, конечно, про пистолет говорить нельзя – всё равно не поймут. Надо сказать, что деньги пошли на кооператив – в конце концов, правдоподобно. Если он будет жив, тем дело и кончится – сколько можно жить из милости у чужих людей? Несмотря на то, что в четырёхкомнатной квартире напротив «Ленфильма» Всеволод был законно прописан, он даже в мыслях не собирался её разменивать. Площадь эта должна принадлежать семье Ковалевских-Ольхиных, которая из поколения в поколение проживала здесь – и во время революции, и в блокаду.

Всеволод жил там с мачехой, её матерью и сводной своей сестрой – Дарьей. А раньше было их пятеро – пока отец не погиб в авиакатастрофе. Интеллигентная семья пригрела ребёнка, которого другие не пустили бы на порог. И он помнил их доброту, не посягал на то, что по праву ему не принадлежало. Пусть Дашка остаётся здесь, а он найдёт возможность отъехать. Может, в третий раз женится удачно, на женщине с жилплощадью…

Мачеха, Лариса Мстиславна, её мать Валентина Сергеевна – родные ему люди, пусть и не по крови. А о Дашке и говорить нечего – они буквально на одно лицо. Пусть все будут счастливы, и не думают о его проблемах. Два брака Грачёва распались отчасти и потому, что негде было жить. А он не хотел стеснять мачеху, и уходил сначала к одной жене, потом – к другой.

А в первом браке, ясное дело, тесть и особенно тёща, лезли с нравоучениями. Всеволод, в свою очередь, особой церемонностью не отличался, и разговаривал с ними так, как было принято в Сочи на базаре. Во второй раз не повезло по другой причине – отец жены, настоящий глава семьи, погиб на рыбалке, и дальше всё пошло наперекосяк. На память о тех славных днях в его паспорте остались четыре штампа – по два о браке и о разводе. Вот у Славки Барановского супруга нормальная, самостоятельная, родителям своим в рот не смотрит. Они живут в смежной «двушке» на Омской улице вместе с двумя детьми – и сами себе хозяева…

– Ну вот, его дверь! – Вячеслав тронул рукой в перчатке железную ручку. – Надо позвонить, он откроет. Глянь, я не вымазался? Тоже мне, обитель искусства – шаг в сторону, и ты по уши в дерьме!

– Ничего не вижу, – признался Грачёв. – А у меня как? Порядок?

– Ты даже слишком нарядный для этой трущобы, – сделал ему комплимент Барановский.

– Интересно, художники специально такие места ищут для мастерских? Им это стимулирует творческий процесс? – Грачёва передёрнуло от отвращения. – Слав, звони, и говори с ним сам. Думаю, у тебя это лучше выйдет.

– Только ты не горячись, не пугай его, – предупредил Барановский. – А то язык проглотит, и хрен потом восстановишь контакт… Даже если он действительно с бандитами или спекулянтами работает, не стоит в стену его вмазывать. Прижали, наверное – они это могут…

– Прижали! Тоже, барышня непорочная! – процедил Грачёв. – Сообщать надо, куда следует!..

Барановский позвонил, и за дверью раздалось дребезжание. Внизу, у входа, раздались чьи-то гулкие шаги и кошачий вой. Вячеслав давил на кнопку, но дверь никто не открывал. После второго звонка в мастерской залаяла собака. Вернее, она даже не столько тявкала, сколько выла, и от этих звуков Всеволод с Вячеславом насторожились.

– Слушай, чего псина воет? – Грачёв наморщил лоб и прищурил глаза. – Ты замечаешь, что она очень странно скулит? Если собака там одна, то где хозяин?

– А ты как в воду глядел, – признался Барановский. – Получается, Гаврилов назначил встречу, а сам сбежал? Мы договорились на три, и сейчас остаётся всего одна минута. Но он не может надолго собаку оставить – её кормить, выводить надо. А на короткое время смываться – только себе вредить…