Инна Тронина - Время «Ч»

– Убийство давно произошло, не знаешь? – Горбовский словно одеревенел и говорил спокойно, деловито.

– Надо выяснить у врача. Я сейчас выезжаю на Торжковский рынок, – сообщил Синицын.

– Мы тоже, – торопливо сказал Горбовский. – Пусть пока ничего не трогают.

– В тарный склад вход со двора, Захар Сысоевич, – предупредил Синицын.

– Спасибо, а то потеряли бы время. Да и гроза сильная сейчас. Мы подъедем со стороны Сердобольской улицы, – уточнил Горбовский. – Встречай минут через сорок…

– Едем, молодцы! – Тон Горбовского не допускал возражений, да «молодцы» и не собирались отказываться.

Захар кинулся к вешалке, стал натягивать плащ. Всеволод застёгивал довольно-таки легкомысленную, курортную куртку – белую с большим цветным кругом на спине. Саша, хоть и торопился, но, как всегда, тщательно подпоясал свой макинтош и причесал волосы.

– Саня, ты оказался прав, – теперь Захар едва не рыдал. – План рухнул, и всё псу под хвост. Они теперь так затараканятся, что век их не найдёшь.

– Кто его, интересно? – Минц в последний момент схватил зонтик.

Его взгляд случайно упал на стол, за которым все трое только что мирно пили кофе. Ещё зеленел недоеденный крыжовник, остро благоухал сочинский лимон. Стояли в беспорядке кофейные чашки, и цвели розовые махровые гладиолусы. Будто бы ничего не случилось, и не погиб только что человек…

– Саня, ну ты понимаешь, – Горбовский почти бежал по коридору. – Этого сейчас никто даже предположить не может. Надо осмотреть тело, расспросить людей, причём подробно. Но факт, что они будут искренни – все повязаны круговой порукой или просто запуганы. Но мы и сами кой-чего можем – надо только место увидеть.

Горбовский что-то сказал дежурному, а потом вместе с Минцем и Грачёвым выбежал под дождь. Пока Грачёв трясущимися от волнения руками открывал дверцу служебной «Волги», все трое промокли до костей, но не заметили этого. Дождь лил такой, будто трое находились под Ниагарским водопадом.

Всеволод сквозь стену воды вывел «Волгу» на Литейный. Не обращая внимания на буйство непогоды, он рванул на мост. Там тоже ничего не было видно – лишь белели пятна фонарей, да истошно звонил остановившийся трамвай.

Горбовский и Минц сидели молча – в их сознании ещё не до конца отложилась трагическая весть. Всеволод же вспомнил, как семь месяцев назад его «Ладу» гнал в том же направлении ныне покойный брат. Тогда Михаил доживал свой век на земле, и точно так же действовали на нервы прыгающие цифры на табло электронных часов. Сознание бессилия перед врагом, ощущение своей глупости и беспомощности душило Грачёва точно так же, как тогда. Он скрежетал зубами и едва сдерживал стон. Бандиты нанесли удар первыми – как и в конце января…

Мимо Военно-Медицинской академии «Волга» вывернула на проспект Карла Маркса. Наконец добрались до Гренадерского моста, откуда сплошным потоком, с зажжёнными фарами, шли машины. Грачёв яростно крутанул руль вправо, и их «Волга», подняв фонтан брызг и окатив стоящих на краю тротуара людей, полетела по проспекту. Северо-западный ветер швырял струи воды на зеркало, мешая заднему обзору. «Дворники» не справлялись с потоками, которые вспыхивали то красным, то жёлтым светом.

– Как это могло случиться? Где у нас «течёт»? – мучился Горбовский. – Не мог Алим наследить, я ручаюсь за это! Ведь ни разу в жизни…

– Все мы грешны и все мы смертны, – отозвался Минц. – Как видите, Абоянцевой на Литейном больше нет, а дело её живёт.

Они уже ехали по Сердобольской, и фонари светились лиловым. Дождь немного стих, и теперь барабанил по крыше «Волги». Когда завернули на парковку у рынка, где громоздились фургоны и прицепы, стояли легковухи и мотоциклы, Грачёв заглушил мотор и откинулся на спинку сидения.

К ним подбежал тот самый капитан Синицын – широкоплечий, коротко стриженый крепыш в форме. С ним были и другие сотрудники районного ОВД, которые лихо откозыряли прибывшим. Горбовский был личностью знаменитой, часто выступал по телевизору, давал интервью в газеты, и потому считался среди коллег звездой.

– Идёмте, хлопцы! – угрюмо сказал Захар всем сразу, не разделяя свиту на своих и чужих.

Мимо тонких, потрепанных грозой рябин они прошли под арку и очутились во внутреннем дворе рынка. Мокрый чёрный асфальт бликовал маслянистыми отсветами, а за ноги цеплялись длинные, закрученные стружки. Носками ботинок идущие отшвыривали доски с торчащими из них ржавыми гвоздями, гнилые овощи и фрукты. Под конец Минц сослепу едва не растянулся, поскользнувшись на дынной корке, но Грачёв вовремя схватил его за рукав.

Во дворе и на складе было много сотрудников милиции, суетились люди в белых халатах и кожаных куртках. Судмедэксперт встретил группу с Литейного в дверях, где курил в ожидании их прибытия.

– Приветствую вас! – Он, обменявшись рукопожатиями со всей троицей, указал вглубь склада. Там, накрытое простынёй, лежало тело. – Три удара ножом. Судя по всему, при последнем лезвие пробило аорту. Смерть наступила примерно минут через сорок после этого, и раненый потерял очень много крови. Я. конечно, могу ошибаться, а потому нужны дополнительные исследования. Сначала убийца взял чуть выше сердца, во второй раз – левее. У меня создаётся впечатление, что они некоторое время боролись. Видите – следы крови даже в дальнем углу? У потерпевшего ещё оставались силы. Даже до сих пор кровь не засохла…

Следователь Борисов, в кожаном пальто и кепке, поздоровался со вновь прибывшими и подтвердил:

– Да, он умер не сразу. Отчётливо видны следы борьбы. У потерпевшего, – следователь оглянулся на тело Гюлиханова, – разорван ворот рубашки, и на куртке отлетели две верхние кнопки. Кроме того, рассыпались сложенные у стены ящики. Видите, они залиты кровью? Скорее всего, роковой удар был нанесён здесь. Кроме того, в руке погибшего оказалась зажата запонка. Вот она. – Борисов развернулся маленький пакетик с биркой. – На нём самом не было рубашки с запонками. Да и вообще, на рынке в таком виде не торгуют. Значит, убийца приехал сюда только того, чтобы встретиться со своей жертвой. Ещё могу сказать, что пальцы потерпевшего в крови. Следовательно, они липкие, и потому к ним пристали волоски…

Следователь старался не встречаться взглядом с Горбовским, который вдруг часто заморгал ресницами. Майор склонился над телом Алима и почувствовал, что не может дышать. Ему казалось, что парень смотрит на него своими широкими зрачками и будто упрекает в чём-то. А ведь ещё позавчера, вернее, уже вчера они разговаривали в квартире на Ржевке, и Алим предчувствовал свою гибель.

Но что мог сделать Захар, если задание ещё не было выполнено до конца? Да и предположения Гюлиханова вполне могли не подтвердиться. Вывести его из игры означало получить выволочку от генерала. Конечно, теперь Захар был согласен на это, но тогда ещё не созрел. Впрочем, выволочка всё равно будет – теперь уже из-за гибели агента. Действительно, рубашка и куртка Гюлиханова были залиты густой липкой кровью, а лицо исказилось в отчаянной, мучительной гримасе.