Инна Тронина - Время «Ч»

За это время к Гамбаряну несколько раз подходили проститутки и фарцовщики, ошибочно решив, что он здесь ищет приключений или же деловых контактов. Но и за то время, что Гагик темпераментно отшивал непрошенных собеседников, «Таврия» прошмыгнуть не могла – Невский проспект постоянно оставался в поле зрения.

Внезапно за спиной грянул вальс «На сопках Маньчжурии». Напротив входа в метро, блестя трубами и тарелками в лучах заходящего солнца, выстроились перед пюпитрами музыканты, подставив под гонорар глубокую картонную коробку с яркими надписями на боках. Чуть подальше, в направлении Думской улицы, шумел очередной толчок. Там развевался имперский флаг и, вроде бы, раздавали малоимущим вещи и продукты. Проносящийся по Невскому ветер трепал плакаты, листовки и объявления на деревянном заборе. Громко спорили собравшиеся активисты различных партий, и у некоторых дело едва не доходило до драки.

Гюлиханов уже должен был появиться, но его всё не было. В потолке машин Гагик заметил уже три «Таврии», и одну из них белую – но с другим номером. За рулём там сидела девица, крашеная хной, и Гагик заметно поскучнел.

Прошло уже двадцать минут после срока, и Гагик начал беспокоиться по-серьёзному. Ещё горячее, летнее солнце даже вечером просушило тротуары. Внезапно откуда-то пахнуло скошенным сеном и мокрой землёй, но тут же аромат потонул в автомобильных выхлопах.

Чтобы чем-то занять себя, Гагик начал опять смотреть по сторонам. Он заметил, что к долговязому прыщавому парню, торгующему порнухой, подошли два рэкетира и принялись задушевными голосами требовать с него дань. Тот, серо-жёлтый от ужаса, беспокойно бегал глазами, словно искал кого-то. Потом появился третий «качок», судя по всему, охранник торговца, и начал выяснять отношения уже более предметно.

Их переговоры заглушили громоподобные вариации на тему известной песенки «Цыплёнок жареный», раздавшиеся от подземного перехода. Гагик понял, что надо уходить, но сначала доложить обстановку Горбовскому. Алим на встречу не явился – факт, а о причинах Гамбарян старался не думать. Мало ли какие могут быть непредвиденные обстоятельства? Лишь бы исправную будку найти! Эх, рацию не взял, так ведь не всегда и найдёшь свободную…

– Чего, не подгребла твоя марьяна? – Коротко стриженая девушка в зелёной с золотыми прошивками юбке и джемпере фасона «летучая мышь» остановилась рядом, благоухая розовым ароматом. – Ну и падла! Такой парень ждёт, а она с другими пилится! Может, я её могу заменить? Не думай – дёшево возьму.

Солнце отражалось в её индийских разноцветных бусах и резало глаза.

– Спасибо, красавица, не надо, – вежливо ответил Гамбарян.

– Любишь её, что ли? Ну и дурак! – Девушка скрестила руки на груди. Теперь солнечный луч упал на камень перстня-маркиза. – Тебе не всё равно, куда отлить?

– Я же сказал тебе по-доброму! – повысил голос Гагик. – Или ты по-плохому хочешь?

Он искал глазами телефонную будку, и девица сразу просекла его намерение.

– Беги, беги! Звони, фанера! Попутного тебе ветра! – Она плюнула Гамбаряну вслед, уселась на каменный парапет подземного перехода и заболтала ногами, напевая что-то на ломаном английском.

Гагик, не считая нужным конспирироваться там, где это было не обязательно, вошёл в ближайшую будку, снял трубку и прижал её к уху. В мочку словно разом впились тысячи тоненьких иголок; потом слабый, но противный ток пошёл по мозгу. Гамбарян выругался, Разозлившись из-за проститутки, он не обратил внимания на то, то трубка расколота, а провода торчат наружу. А время бежало, и Горбовский на Литейном ждал его донесения.

Гагик перебежал в другую будку, на Садовой улице. Он, на всякий случай, ещё наблюдал за дорогой, в отчаянии выискивая глазами белую «Таврию», но машина так и не появилась.

Захар отозвался после первого же сигнала:

– Майор Горбовский!..

– Захар Сысоич, Гамбарян говорит, – начал Гагик.

Начальник перебил его:

– Встретились?!

– Нет. – Это короткое слово далось Гагику с огромным трудом.

– Как нет? – оторопел Горбовский. – Он же сам назначил встречу!

– Он не приехал. Время уже кончилось, уходить надо.

– Чёрт побери! Он же обещал… Ладно, возвращайся, – разрешил майор. В его голосе Гагик уловил обиду и безысходность.

Вокруг будки топталось и снова много народу, но все они были не опасны. На всякий случай Гагик говорил шёпотом, хотя никого, похоже, его персона не интересовала .– Возвращаться к вам? – на всякий случай уточнил Гамбарян.

– А что тебе там делать? Следи за хвостом, береги себя. Да ты и сам знаешь…

Больше Горбовский ничего не сказал и торопливо положил трубку.

Ншан Тер-Микаэльянц нажал кнопку «стоп» и склонился над диктофоном. Он долго молчал, почёсывая за ухом ножом из слоновой кости, и старался взять себя в руки. «Братва» не должна была видеть его обескураженным, растерянным, испуганным, а потому следовало молчать как можно дольше. Он так поступал всегда, когда наваливались проблемы, и в полной тишине искал верное решение.

Ншан отошёл к окну и долго смотрел, как с крыши деревянного дома падают последние капли дождя. Кроме него, в Горской сейчас находились Зураб Сакварелидзе, Рафик Алмякаев и Назар Жунда. Последний был крепко прикручен к резному, почерневшему от времени стулу красного дерева. Из распухших фиолетовых его губ сочилась сукровица, оба глаза распухли и пропали за расползающейся по скулам чернотой. Жунда открыл рот, и оттуда, лопаясь, вырвались розовые пузыри. Всех передних зубов сверху и снизу не было – они вместе с кровавыми ошмётками валялись на полу.

Ншан был высокого роста, с иссиня-чёрными, тронутыми сединой волосами, которые он гладко зачесывал назад. Иконописное лицо его было красиво и печально. Несмотря на то, что утром Ншан тщательно побрился, верхняя губа его и подбородок опять покрылись синеватой тенью. Рассеянный взгляд главаря «базарных» скользил по увешанным плодами яблоням. Там, радуясь окончанию бури и дождя, громко чирикали воробьи.

Во множестве звуков и запахов, смешавшихся в очаровательный коктейль, угадывалось приближение вечера и осени. Косые лучи красноватого солнца сверкали в окнах соседних домов, отражались от мокрых стен деревянной башенки напротив. Все здешние строения буквально утопали в зелени, и со двора доносилось кудахтанье кур. Ншан внимательно наблюдал за одной из них – белой, намокшей и сильно из-за этого подурневшей. Курица выбежала на песчаную дорожку с отпечатками автомобильных шин, в самой середине которой ярко зеленела травянистая широкая полоса.

– Ну, что ж, Назар… – Ншан отвернулся от окна, потеряв из виду двух куриц. К первой за это время прибавилась вторая – чёрная, с малиновым мясистым гребнем. – Твоя судьба была в твоих руках. То, что ты оказался идиотом, не моя вина. Простить я тебя не могу, и ты сразу знал, что так будет. – Тер-Микаэльянц подошёл к связанному и двумя пальцами взял его за подбородок.