Наталья Горская - Сайт нашего города (сборник)

Ещё весной их участок украсился уютными на вид ульями. Соседи купили их на сельскохозяйственной выставке вместе с пчёлами.

– Ох! – сразу же стали раздаваться возгласы соседей. – Зараза, в глаз-то зачем!

Тогда-то мы и узнали о новых полосатых соседях, которые появились на земле за пятьдесят тысяч лет до человечества.

Собственно, такое соседство нас не беспокоило бы, если б ваша покорная слуга не любила цветы. Даже если у меня обнаружится аллергия на пыльцу цветов, я всё равно не смогу с ними расстаться. Цветы очень украшают наши улицы. И вот в этой красоте засели пчёлы, потому что они, как выяснилось, тоже обожают цветы. Они появились не сразу, а только после тщательной разведки, когда некая пчела-шпионка нашла источник дохода в виде моего цветника. Она-то и привела своих соплеменников, исполнив перед ними, так называемый, «круговой» танец, как бы говоря: «Айда за мной!». Их уже не прельщает душистый зверобой и пачкающий всё и вся в ярко-жёлтый цвет чистотел, заросли которых украшают восточную стену нашего дома. Им теперь подавай культурные растения в лице пионов и гвоздик.

И хотя соседи засадили свой участок цветами, чтобы пчёлы особенно не тревожили округу, но пчёлам, оказывается, нужно облететь до десяти миллионов цветков, чтобы собрать килограмм мёда. Вот они и облюбовали мои цветочки.

– Оказывается, мы с вами родственные души! – кричу я им, убегая в дом.

– В ужжжко ужжжалю, – ревнуют они цветы ко мне.

Сразу видно, что это умные пчёлы, окультуренные: они не залетают в чужой дом, как дикие осы и шмели, а останавливаются у самой границы дверного проёма, кружат у этой воображаемой плоскости входа, хотя дверь и открыта нараспашку, но дальше ни шагу, если можно так сказать. Ты подумай!

Так эти «злодеи» разлучили меня с цветами.

– Тигры полосатые, – ворчу я на них. – Мне же надо освобождать огород от вечного укропа, который никто и не сажал, но он растёт себе повсюду.

– Уйдзззи, жжжадзззьина, – отвечают они мне.

Так теперь и бегаем от них по огороду и улице. Только подземный пахарь – дождевой червь – совершенно не реагирует на их кульбиты посреди цветущей растительности. Выползет себе на поверхность – уф, устал.

С раннего утра в пчелиной семье, в этой целостной биологической и хозяйственной единице, кипит работа. Всё в ней символизирует сплочённость и тесное взаимодействие, где ни одна особь не может существовать вне семьи.

Население ульев с каждым днём увеличивалось. Наконец, пчёлам стало тесно, как детям становится тесно с родителями, и они чувствуют, что семье надо разделиться.

Первый сеанс пчелиной терапии я получила, когда пчелиной матке – это очень важная персона, глава семейства пчёл – приспичило прилететь на нашу яблоню. Следом за ней прилетело всё семейство. Прилетели и засели намертво. Короче говоря, произошло у пчёл естественное роение и почему-то выбрали они для этого наш сад. Когда я увидела этот огромный клубок пчёл, у меня пропал дар речи.

– Натаха, ты их не бойся! – кричит мне соседка с распухшей щекой. – Они в таком состоянии почти не жалятся, только близко к ним не подходи и руками не махай.

– Ага, не жалятся! Что же мне теперь и шагу не шагнуть по огороду? – но пчёл я всё равно не трогаю, потому что, говорят, пчелу обидеть – грех на шею навязать.

– Сейчас Кузьмич придёт и соберёт их.

Кузьмич – это дед с другого конца города, дока в пчеловодстве, умеющий общаться с перепончатокрылыми голыми руками. Он может часами рассказывать о своих любимцах:

– Пчела развивает скорость свыше шестидесяти километров в час и делает крыльями свыше четырёхсот взмахов в секунду, а груз, который она способна поднять, равен её двукратному весу. В то время как лошадь может только сдвинуть с места груз, не превышающий её веса, – восхищался он пчёлами и передавал это восхищение другим.

– Так значит, пчела сильнее лошади? – спрашивали его дети.

– Именно.

– Как у пчёл всё справедливо устроено, – говорил Кузьмичу, перевесившись через забор, его сосед Мотька Ручкин, который нигде не работал, даже в собственном огороде, – а почему мужик должен работать, если у пчёл работают только бабы, а трутни, то есть мужики – нет? А только спариваются с маткой. Вот она, демократия!

– Тьфу! – реагировала жена Ручкина, которая в это время окучивала картошку.

– Не жизнь, а сплошной кайф, – развивал тему Ручкин. – А у людей всё как не у людей. Минуту не дадут мужику спокойно посидеть!

– Зато каждую осень пчёлы изгоняют трутней из улья, и они погибают, – объяснял Кузьмич, устанавливая разделительную решётку в улей.

– Вот бабы проклятые! Нигде мужикам жизни не дают, – негодовал Мотька по поводу такой несправедливости и шёл курить на завалинку.

Кузьмич пришёл в обычном одеянии вместе с соседом, который с ног до головы был экипирован в специальное защитное обмундирование, с сеткой на шляпе и лице. Они зачем-то опрыскивали рой водой и потом собрали его в мешок.

– Вон она, вон! – указал старик на матку: длинную и крупную по сравнению с другими пчелу. – Хороша, царица!

Мне до того стало любопытно разглядеть «царицу», что я сунулась ближе к мешку. Тут-то какая-то пчела, как медсестра с шприцем, вколола мне лечебную инъекцию в мочку уха.

– Ой-ёй-ёй! – завопила я. – Спасибо, хоть не в нос.

– Это кто-то из молодых пчёл балует, – сделал вывод Кузьмич и вытащил из моего уха чёрную иглу жала. – Держи трофей на память.

– А я слышала, что пчела погибает после того, как ужалит, – говорит мне дочь соседей Таня, разгрызая редиску.

– Ужжжас! – отвечаю я. – Мне их жжжалко.

– Мне тожжже, – соглашается Танька.

Ухо моё уплотнилось и распухло, как локатор, а собранный рой поселили в новый улей.

Следующей жертвой стал наш кот Фёдор, которого ужалили в нос. Но его это, как истинного воина, только украсило. Хотя он долго приходил в себя от такого потрясения.

Потом я уже и со счёта сбилась, кого и сколько раз жалили пчёлы. Теперь по нашей Загорской улице все передвигались с ускорением, натянув по самые уши верхнюю одежду. Хотя какая верхняя одежда может быть летом? Женщины, особенно те, что помоложе, сразу же закрывали лицо руками, и пчёлы жалили их в пальцы. Больше же всех страдал пастух, который перегонял стадо по нашей улице, и бежал огромными прыжками сквозь тучи пчёл. Потом сосед подарил ему специальную шляпу с сеткой, и пастух стал чинно вышагивать вдоль забора, в то время как его коровы и овцы, жалобно мыча и блея, мчались вскачь.

Местный сутяга Шершенев дошёл до районной прокуратуры, когда пчела ужалила его в ногу. Но прокурор сам оказался страстным пчеловодом, поэтому Шершенев грозился дойти до областного уровня.

– Ты что, по Загорской улице гулял? – так у нас в округе стали говорить, если встречали человека с распухшим глазом, носом или просто с испуганным выражением лица.