Елена Федорова - Венские кружева

Ферстель пожал художнику руку и заплатил больше чем обещал…

… Матиас Анджалеоне приходил в дом господина Ферстеля рано утром. Они пили чай и обсуждали детали, которые должны сегодня появиться на картине. Ферстель подписывал эскиз и уезжал, а Матиас закрывался в комнате, поднимался на леса и клал мазок за мазком на дощатый потолок. Иногда он сидел на лесах, свесив вниз ноги и смотрел на вековые платаны, на серые бороды мха, развевающиеся на ветру и думал о Луизе. За все время, что он здесь, они ни разу не встретились. Он слышал ее голос, стук каблучков, шорох длинной юбки, но все это казалось иллюзией, потому что в реальности госпожа Луиза появляться не желала.

Матиас не выдержал. Дождался, когда Ферстель уедет, пошел к ее двери, прислушался. Луиза негромко напевала. Он решительно распахнул дверь, замер. Луиза стояла к нему спиной в тонкой кружевной сорочке, расчесывала свои волнистые рыжие волосы и пела. Матиас вошел в комнату, закрыл дверь, прижался к ней спиной, выдохнул:

– Богиня…

Расческа выпала из рук Луизы.

– Уйдите, – приказала она, не поворачивая головы.

– Не уйду, – сказал Матиас. – Буду стоять здесь до тех пор, пока не получу от вас согласие на разговор со мной.

– Я приду к вам в мастерскую завтра, – сказала она, обхватив себя за плечи.

– Сегодня, – он не хотел сдаваться. Он крепко держался за ручку двери, чтобы не броситься к ней, не расцеловать ее волосы, руки, тонкую сорочку и розовые пяточки, так кокетливо выглядывающие из-под нее.

– Хорошо, Матиас, я зайду к вам сегодня, – она сдалась. Сдалась, потому что сама хотела его увидеть, но запрещала себе даже думать о юном красавце, чтобы не добавлять горечи в свое существование.

– Благодарю, – сказал Матиас, пошел к себе. Взобрался на леса и с особым тщанием взялся за работу.

Все внутри него пело и ликовало.

– Да, да, да, Луиза. Да-да-да…

Руки летали по потолку, мазки становились уверенными, яркими. Скрипнула дверь, комната наполнилась пряным ароматом, а потом вошла она, его богиня, госпожа Луиза Ферстель. Еще более прекрасная и желанная. Матиас смотрел на нее сверху вниз и чувствовал себя купидоном, готовым в любой момент выпустить стрелу.

– Здесь красиво, – сказала Луиза, осмотрев комнату. – Я боялась сюда приходить… – их взгляды встретились.

Он чуть подался вперед, забыв, что находится наверху шаткой деревянной конструкции.

– Почему? – спросил так, словно знал ее ответ.

– Я не хотела на тебя смотреть, – щеки вспыхнули.

– Почему? – он свесил голову вниз, еще чуть-чуть и он дотянется губами до ее губ. – Почему?

– Потому что я жду ребенка, – сказала она, опустив голову.

Матиас едва не свалился вниз. Ответ его ошеломил.

– Ты ждешь ребенка? – спросил так, словно уличил ее в измене.

Луиза выдержала паузу, сказала:

– Ты не ослышался, я жду ребенка. Эта комната станет спальней нашего сына, поэтому господин Ферстель велел расписать потолок именно здесь.

– Поэтому… – повторил Матиас, выпрямившись. Отчаяние перехватило дыхание, вырвалось наружу возгласом: – Почему?

– Не знаю, – ответила Луиза, пожав плечами. – Мы не властны над судьбой, Матиас. Я – жена господина Ферстеля и выполняю супружеский долг. Ты – художник, выполняющий свою работу. Нам не нужно больше встречаться, чтобы…

Он не дал ей договорить, спрыгнул вниз, схватил ее за руки, заговорил с жаром:

– Нет, Луиза, нет. Ребенок не повод для того, чтобы становиться затворницей. Этот малыш дарован тебе для спасения. Я уверен. Он поможет тебе осуществить свою мечту. Ты уедешь отсюда, не сомневайся. Думай о том, что жизнь только начинается, что все хорошее только начинается, Луиза, – он поцеловал ее ладони.

– Спасибо, Матиас, – прошептала она.

Он поднял голову и не смог совладать с собой. Глаза Луизы, наполненные слезами, сказали ему больше, чем все слова мира. Он прижал ее к груди, осыпал поцелуями волосы, лицо, едва коснулся горячих губ, опустился на колени, уткнулся головой в ее туфельки с пряжками:

– Люблю…

– И я… – проговорила она убегая.

Матиас не мог больше работать. Он вытер кисти и ушел. Ушел, чтобы вспоминать каждый миг сегодняшнего дня, каждую мельчайшую подробность их встречи с Луизой. Матиас приписывал, дорисовывал несуществующие детали и наслаждался своей фантазией, словно все и впрямь было так. Он дошел до того, что стал считать ребенка Луизы своим. Ему хотелось, чтобы это была девочка. Он даже придумал ей красивое имя Сильфида и написал ее портрет. А утром показал его господину Ферстелю.

– Ты талантливый малый, – сказал тот. – Будет хорошо, если этот ангелочек, похожий на Луизу, появится на потолке справа. Пусть смотрит на меня с нежностью и любовью из букета цветов. А слева мы поместим ангелочка, похожего на мою первую жену Марлен.

Он достал из кармана золотые часы, открыл крышку, положил перед Матиасом.

– Моя Марлен была красавицей, – отошел к окну. – Время стремительно проносится мимо, как воды Миссисипи… Порой оно пугает нас наводнениями или засухой, или… – повернулся, подошел к столу. – Мне пора… Дела…Сегодня я вернусь рано, дождись меня, – забрал часы. – Не убегай раньше времени…

Матиас пошел разводить краски. Он нарочно медлил, ждал, когда Ферстель уедет, и он сможет заглянуть в комнату Луизы. Ему хотелось еще раз увидеть ее пяточки и длинные волнистые волосы, рассыпанные по белым кружевам.

Но когда Матиас шагнул к своей двери, она распахнулась. На пороге появился управляющий Хорхе. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Ты забыл о чести, креол, – загремел голос грозного повелителя. – Ты переступил грань дозволенного. Ты забыл, что…

– Я люблю ее, – выпалил Матиас, хоть и не собирался никого посвящать в свою тайну. Хорхе ткнул его пальцем в грудь, сказал:

– Ты любишь не ее, а себя. Если бы ты любил госпожу Луизу, ты вел бы себя по-другому. Ты, похоже, забыл, что в этом доме есть хозяин, у которого много слуг. Ты забыл, что у людей длинные языки, что не все так добры, как госпожа. Ты, похоже, не знаешь, что господин Ферстель любит дорисовывать то, чего никогда не было и быть не может. Поэтому, впредь не забывайся и не смей подходить к ее двери. Я тебя предупреждаю…

– Я все понял, – сказал Матиас, забравшись наверх. – Буду вести себя достойно, не сомневайся.

– Если бы я засомневался в тебе хоть на миг, я бы сразу тебя придушил, – Хорхе показал ему свой крепкий кулак. – Давно бы придушил, как аллигатора, забравшегося в дом. Но… Живи…

Хорхе развернулся, ушел, закрыв дверь на ключ.

– Прекрасно, я в двойном плену, – Матиас усмехнулся.

– Что делать? – обмакнул кисть с краску, поднял, посмотрел на образовавшуюся каплю, приказал себе не раскисать. – Ты пообещал сделать Луизу счастливой, так выполни свое обещание.