Елена Федорова - Венские кружева

– Придет время, и он нас обязательно отыщет. Обязательно. Мы будем вместе, будем, – сказала она, надев Иссидоре и Матиасу на шею амулеты.

– Любовь шнурочек порвет, – добавила она таинственным шепотом.

Тогда Матиас ничего не понял. А сейчас почувствовал, как шнурок на шее лопнул, словно его перерезали ножом. Матиас прижал руку к груди, чтобы амулет не упал.

– Что с тобой? – Вильгельм подался вперед.

– Мамин амулет, – Матиас вытащил его из-за пазухи, протянул графу.

Тот взял тряпицу, расшитую Альбертиной, прижал к губам и заплакал. Он больше не мог сдерживать своих эмоций. Матиас испугался. Он никогда не видел мужских слез.

– Что с вами? – воскликнул он, сделав шаг.

Вильгельм его слов не расслышал. Он заговорил, желая выплеснуть все, что накопилось в его душе.

– Господи, благодарю тебя за этот подарок. Как я страдал все эти годы… Как мечтал взять в руки хоть что-то, что принадлежало моей незабвенной Альбертине. Я люблю ее всем сердцем. Эта любовь умрет вместе со мной… Вместе… – поднял голову. – Прости мою слабость, Матиас. Мужчина должен быть сильным. Я это знаю, но порой так трудно перебороть себя…

– Трудно, потому что не всегда нужно себя пересиливать, – сказав Матиас, обняв его. – Мама тебя любит, отец… И мы с Иссидорой тебя любим. Мы впитали эту любовь с материнским молоком. Мы с ней росли. Любовь сберегла нас от зла, от необдуманных поступков, от… – осекся, разжал объятия. – Я не знаю, где мама сейчас. Мы не смогли ее найти. Но я чувствую, что она жива.

– Я в это верю, Матиас, – Вильгельм вытер слезы. – Позволишь мне оставить амулет у себя?

– Да, отец…

– Оставайся здесь. Живи со мной, – предложил Вильгельм, взяв Матиаса за руку. – Мы будем вместе писать картины, а потом выставим их в галерее. Я договорился с банкиром, он даст мне свой зимний сад под выставку.

– Заманчивая перспектива, но я пока не готов жить здесь. Я – креол. Свобода для меня важнее всего. Мы привыкли обходиться малым, а здесь слишком много вещей, – сказал Матиас.

– Это не мои вещи. Хозяева просили все оставить на своих местах. Я обещал им это и держу слово, – Вильгельм улыбнулся. – Этот шик произвел неизгладимое впечатление на орлеанскую богему. Банкир с женой теперь не будут есть и спать от зависти. Они могут лопнуть, как мыльные пузыри, пытаясь переплюнуть графа Монтенуово. А он будет жить мечтой о встрече со своей дорогой Альбертиной.

– Я тоже живу мечтой о прекрасной даме, – сознался Матиас.

– Что мешает вам быть вместе? – спросил Вильгельм.

– Она замужем за плантатором и сейчас она не в лучшем положении, – ответил Матиас со вздохом.

– Грустно… – подтвердил Вильгельм.

– Грустно еще и потому, что она молода, а он стар. Он ее не любит. Она это понимает и мечтает вернуться в Европу. Я пообещал ей помочь, но… – Матиас покачал головой. – Теперь я понимаю, что это невозможно.

– Почему? – Вильгельм удивился.

– Билет в Европу стоит очень дорого. Я никогда не смогу заработать столько денег. Даже, если я продам, все, что у меня есть, то…

– Матиас, тебе не нужно ничего продавать, – Вильгельм обнял его. – Ты богат. Ты – сын графа Монтенуово. Все, принадлежащее мне, твое. Сколько нужно денег, скажи.

– Пока нисколько, – сказал он. – Луиза ждет ребенка и никуда поехать не сможет. Но, если честно, я молю Бога, чтобы она не уезжала. Я без нее сойду с ума… Сойду с ума…

– Ты можешь поехать вместе с ней, Матиас.

– Нет, отец, это исключено, – он отстранился. – Я ничего не знаю о той далекой стране, где выросла Луиза. Я – креол. Меня будет выдавать все: цвет кожи, неумение вести себя в обществе, страх оказаться в глупом положении. Богатые люди будут насмехаться надо мной. Луиза меня возненавидит, а этого я боюсь больше всего.

– Ты нарисовал мрачную картину, Матиас, – Вильгельм улыбнулся. Подумав, что у сына богатая фантазия. – Не забывай, что ты – художник. Ты можешь жить и творить в любой точке мира. Главное, чтобы рядом была родственная душа.

– Пока я не знаю, насколько мы с Луизой родственные души, – проговорил Матиас, насупившись. – Она – дикарка. Хотя… – улыбнулся. – Нет, она – ангел, прикрывающийся маской дикаря. Она боится Божьего суда, поэтому ведет себя так, как подобает верной жене. Она провела между нами черту запрета, за которую нельзя переступать. Когда я расписывал потолок в их доме, то был самым счастливым человеком, хотя и не всегда мог ее увидеть. Мне было довольно того, что я слышу ее любимую музыку, которую она постоянно заводит. Я чувствую аромат масел, которыми натерто ее тело. Я через стены вижу все, что происходит в ее комнате. Любовь делала меня сверх зрячим. Я нарочно растягивал время, не спешил заканчивать роспись, но… Плантатор расплатился со мной на прошлой неделе и сказал, что больше не нуждается в моих услугах. Мы с Луизой простились… – обхватил голову. – О, какая же это мука… Я обезумел, хоть и пытаюсь скрыть свое состояние… Иссидора сказала, что время меня излечит…

– Иссидора – мудрая женщина. Расскажи мне о ней, – попросил граф.

– Иссидора сильная и очень строптивая, как мама. На ее долю выпало немало испытаний, но она не сдается. Сейчас она служит горничной у госпожи Бомбель. А до этого жила на плантации в доме Ферстеля. После смерти жены плантатор нашел утешение в объятиях Иссидоры, возвысил ее. А, когда узнал, что она ждет ребенка, выгнал на улицу…

Граф побледнел, подумав о том, что история повторяется с той лишь разницей, что он от своих детей не отказывался. У него их отняли. А Ферстель – подлец. Выгнать на улицу мать своего ребенка – непростительный грех, достойный смертной казни.

– У Иссидоры ребенок? – спросил граф.

– И да, и нет, – ответил Матиас, пожав плечами. – Сестра сказала, что отдала сына в тот же приют, в котором когда-то воспитывались мы с нею. Мальчика зовут Анджалеоне, ему семь лет.

– Нам нужно его забрать! – воскликнул граф, полный решимости осуществить свое намерение немедленно.

– Сначала нужно все обсудить с Иссидорой, – Матиас охладил его пыл. – Думаю, сюда ее не нужно пока приглашать. Завтра она придет ко мне в половине седьмого. Думаю, это самое правильное место для вашей встречи.

Матиас назвал адрес. Они обнялись. Когда Матиас ушел, Вильгельм долго стоял у окна смотрел в свою молодость, в те счастливые годы, когда Альбертина была рядом.

Матиас был необыкновенно похож на юного безусого Вильгельма. Он словно вышел из прошлого, чтобы сказать графу:

– Держись, старик! Жизнь только начинается. Новая ее полоса будет светлой и счастливой. Напасти, льющиеся на твою голову из рога изобилия, должны иссякнуть. Не сомневайся в этом… Жди чуда…

… Вильгельм Монтенуово пришел в дом Матиаса чуть позже, чем Иссидора. Увидев его, она взбеленилась.