Вера Сытник - Гражданин ГР

Эхвынцы обожали праздники, когда разрешалось отключать телефоны, ужинать под звёздами, спать под солнцем и делать всё что хочешь! Кому это не понравится? Но эхвынцы любили праздники особенной любовью, которой они ни с кем не собирались делиться, это было чисто национальное, что невозможно постичь постороннему человеку. Большинство праздников возникало спонтанно, под влиянием сильных эмоций, которые вдруг охватывали эхвынцев, когда они даже мельком смотрели на родные пейзажи. Рождённые из чувства любви, из желания выразить эту любовь в ту же минуту, как она появлялась, праздники возникали в разных местах и в любое время и так же непредсказуемо исчезали, оставляя после себя приятное воспоминание и горячее желание всё повторить.

Бывало, что высокие чувства задерживались, тогда эхвынцы вставали под солнце, зажмурив глаза и зажав руками уши, и терпеливо ждали, пока их сердца наполнятся любовью. Можно представить, что творилось в стране, где праздники вызывались с такой лёгкостью! Они славились тем, что дарили людям раскрепощение. Человек, невзирая на пол и возраст, мог выразить свою неповторимую сущность, публично в ней признаться, надеясь найти поддержку общества. Каждый мог показать, что он собой представляет – в хорошем смысле. Все спешили, пока не закончится праздник, придумать такое, о чём можно будет вспоминать в простые, непраздничные дни, чем можно похвастаться перед соседями.

Как только эхвынец чувствовал приближение праздника в своей груди, он начинал вытворять такое, чего не мог позволить себе в будни. Кто-то принимался, как обезьяна, прыгать по деревьям, распевая государственный гимн, кто-то дразнил крокодила, пытаясь наступить ему на нос, кто-то втыкал иголки себе в руки, вставая рядом с кактусом. А некоторые делали вертикальный шпагат и, прижавшись щекой к колену поднятой ноги, декламировали стихи перед открытым океаном. То тут, то там попадались люди, скачущие на диких лошадях или вырывающие с корнями деревья, чтобы пересадить их на другое место.

Бывали случаи, когда эхвынцы, находясь ещё только в предпраздничном настроении, объединялись и переносили с юга на север целые оазисы. А когда праздник входил в силу, становясь массовым, в стране не оставалось ничего такого, чего бы люди не сделали ради любви к ней. Иностранец, впервые попавший в Эх-Вынию, вначале пугался, наблюдая за феерией эхвынских чувств, но скоро понимал, что происходящее его не касается, поэтому никуда не убегал, видя, как эхвынцы перетаскивают с места на место железную дорогу или как разбирают морской причал, притворившись касатками.

Некоторые из иностранцев пробовали стоять, по примеру аборигенов, под солнцем, пытаясь вызвать праздничное настроение, но у них ничего не получалось. Сколько они ни били себя по ушам, сколько ни щурились, всё было напрасно. Никому не удавалось расслабиться до такой степени, чтобы можно было постичь свою тайную сущность. Как объясняли эхвынцы, для этого надо родиться на эхвынской земле или хотя бы раз побывать в банановом лесу. Но иностранцев туда не пускали, поэтому они с грустью бродили по Эх-Вынии, чувствуя себя вроде заморских птиц, которые прилетали сюда погреться на солнышке, а затем возвращались в родные края.

Да, бывали праздничные дни, которые планировались заранее и заносились в календарь, однако они нарушали гармонию, вносили хаос, народ их не уважал, считая обузой. Праздники появлялись на короткий миг или на долгие месяцы, но они никогда не оставались на годы, чтобы не смешаться с буднями и чтобы у людей не отпала охота их ждать.

В этой стране не бывало зимы, поэтому люди с трудом отличали весну от осени, а осень от весны. Если бы не дети, которые каждый год, всегда в одно и то же время, дружно спешили в школу, и не естественное чувство тоски, которое рождалось в эхвынской душе всякий раз, когда в страну прилетали заморские птицы, эхвынцы совсем бы запутались, считая, что лето никогда не кончается. А так они понимали, видя, как открываются школьные двери, и слыша, как громко смеются дети, что на улице наступила осень. Всем становилось ясно – пора подумать о сборе урожая или о том, чтобы отправиться в отпуск. Эхвынцы бежали в огороды срезать кукурузу и затем разъезжались кто куда, радуясь тому, что природа всё устроила со смыслом.

Так же и перед вторым сбором урожая, когда подступал приступ тоски и накатывало беспокойное настроение, когда эхвынцы начинали всё чаще заглядывать в небо, ожидая прилёта заморских птиц, они понимали, что приближается весна. Её начало было таким же звонким, как и начало осени, только над городами и посёлками раздавались не детские весёлые голоса, а дивные песни перелётных птиц. Эхвынцы махали руками, приветствуя пернатых друзей, и чувство тоски уходило.

Птицы стаями слетались в Эх-Вынию, чтобы провести здесь беззаботную зимовку. Иногда их собиралось так много, что своим пением они заглушали работающие фабрики и заводы, гудение самолётов и рёв пароходов. Но эхвынцев это не смущало, птиц никто не прогонял, потому что считалось – чем больше в мире музыки, тем веселее в нём живётся. И то было правдой, потому что вряд ли ещё где-то, кроме Эх-Вынии, можно было встретить таких весёлых людей.

Вслед за перелётными птицами съезжались иностранцы. Притворившись голодными, они бегали по ресторанам и что-то там вынюхивали, подглядывали за поварами и надкусывали продукты, пробуя их на вкус. Несмотря на столь необычное поведение, эхвынцы не прогоняли гостей, видимо, по той же причине, по которой они мирились с нашествием заморских птиц – с ними было веселей.

Наблюдая за любопытными пришельцами, местное население от души хохотало, потешаясь над тем, с какой жадностью те поедали вымоченные в «Маисовке» бананы и большими глотками пили гранатовый сок, разбавляя его маисовой водкой. Но ещё больше их смешили попытки иностранцев заглянуть в эхвынские кастрюли в надежде найти там ответ на вопрос, почему так вкусны эти блюда, почему после эхвынской пищи люди становятся особенно энергичными, в отличие от европейской, которая действовала на них как снотворное.

Иностранцы не верили, что дело тут в обыкновенной дождевой воде, в которой эхвынцы мыли продукты, и в том праздничном настроении, с которым они готовили еду. Ощущая бессилие перед секретами чужой кухни, визитёры бурно матерились на родных языках и звучно хлопали себя по ляжкам, что вызывало восторг у эхвынцев. Покатываясь со смеху, местные жители пытались повторять незнакомые для них слова, легко угадывая смысл по интонации. Нахохотавшись, аборигены позволяли чудакам и дальше заглядывать в свои кастрюли, внимательно следя лишь за тем, чтобы любопытствующие ненароком не плюнули в них. Ведь, несмотря на природное добродушие, эхвынцы в вопросах национальной кухни были весьма щепетильными людьми.