Анна Матвеева - Лолотта и другие парижские истории

А вот Модильяни, когда приехал в Париж, не особенно переживал насчёт подушек и полотенец. В родном Ливорно ужаснулись бы, увидав его комнату в доме на улице Коленкура.

Деньги у Модильяни летают как птицы – то цветов купит всем девочкам, то друзьям поставит выпивку… Иногда натурщицы соглашаются позировать бесплатно – например, та проститутка, которую пользовал от кожной болезни доктор Поль Александр, называла эти сеансы своей благодарностью. И та еврейка, портрет которой взяли на выставку. Альмаиза, Маргарита, Лолотта – вот этим приходилось платить… Курносая Лолотта требовала, чтобы «мсье художник уплатил вперёд».

Она была строгого воспитания, как всякая крестьянская девушка, выросшая в предместье – ноги с трудом привыкали к туфлям, душный запах парного молока вместо ароматических масел. А как вы хотели, мсье, если девочке с малых лет приходиться ходить за скотиной? Доить, корм задавать, чистить… Это у вас здесь, в Париже, барышни фыркают от простого труда.

– Что ж ты не вернёшься к своей корове? – весело спрашивает Моди, пытаясь вызвать улыбку на лице девушки, но она дерзко отвечает:

– А я нашла другую, мсье.

– Где же это?

– Да прямо здесь, в мастерской!

…Я хохочу во всё горло – нет, в три горла! Лолотта доит меня, как корову! Каждый сеанс приносит ей несколько монет – ещё до начала работы они будут завёрнуты в чистейший носовой платок, а потом нырнут за круглый вырез кофточки, чтобы согреваться там медовым теплом грудей. Увидеть бы! Хоть на секунду! Но нет – не дозволит. Сколько раз уговаривал её раздеться – ведь и Маргарита, и Альмаиза согласились! Я ещё монетку подбавлю, всё равно почти ничего не осталось, а мать непременно пришлёт в конце месяца. Но Лолотта твердит одно и то же: «Нет, мсье. Нельзя нам».

Как ладно сидит на ней городская шляпка! Никогда не скажешь, что эта девушка ещё год назад ходила босиком по коровнику.

Я художник, мне нужно видеть её всю целиком.

…Я психолог, мне совсем не нужно примерять на себя роль Модильяни.

– Что с вами? – спросила Алия. Странным образом я пропустил момент, когда она вошла в кафе. Всё потому, что смотрел внутрь себя, а этот вид зрения ослепляет. – Вы какой-то …растрёпанный.

– Да я альбом смотрю. Увлёкся. Тут, кстати, есть ещё одна «Лолотта».

Алия заглянула в книгу и возмутилась:

– Но эта совсем на меня не похожа!

К нам подошла девочка с бэйджем на груди («Светлана») и сообщила, что будет сегодня нашим официантом, и буквально в лепёшку разобьётся для того, чтобы мы провели приятный вечер. Алия попросила Светлану принести «авторский чай с облепихой». Ни минуты в простоте – девиз нашего времени.

Пока готовился авторский чай, мы сравнивали обеих Лолотт, Алия хмурилась и выглядела их третьей сестрой. «Лолотта» из книги Геннадия напоминала свою предшественницу из «Крестьянки» разве что родинкой на левой щеке. Рыжие волосы выварились в обесцвеченное золото, прижатое дурацкой шляпкой, из-под чёлки дерзко смотрели равнодушные глаза, улыбка съехала набок, как слишком широкая юбка. Первая «лолотта» была наивной и пугливой, а вторая примерила на себя не только чёрную шляпку, но и весь Париж – во всяком случае, весь Монмартр.

В те годы на Монмартре запросто можно было увидеть корову или курицу – такая же, в сущности, деревня, что и Лолоттино предместье, но в предместье не было художников, кафе и шляпок. И горничных никто не держал – утром вставали потемну, и всё делали сами. Мать, намаявшись от такой жизни, своими руками выставила из дома Лолотту, лишь только ей исполнилось семнадцать. Ехай в Париж, говорит, и весь сказ. Может, повезёт, устроишься в богатый дом. Или замуж.

Коров на холме Лолотта обходила стороной – но они, заразы, как будто узнавали, чувствовали в ней бывшую крестьянку. Смотрели пристально – люди так не умеют. Лолотта слыхала от одного циркового, с которым, говорят, гуляла ещё мамаша Валадон, что ни один живой человек не в силах вынести львиного взгляда. Будто бы лев смотрит в самую душу, и человек отводит свои глаза, чтобы не впустить в неё зверя. Удивительно устроены мужчины – этот цирковой взволнованно рассказывает про льва, а руками в это время сосредоточенно шарит у Лолотты под юбками, будто вентиль пытается нащупать. Глаза серьёзные, даже драматические, а дышит – нехорошо, прерывисто.

Лолотта отлично знает, где у ней этот вентилёк. Без вас, мсье, разобралась, что к чему, ещё девочкой. Цирковой-то, ишь, разошёлся – а ведь старик уже, волосы редкие, белые. Шарит да шарит пальцами своими шершавыми. Пришлось лягнуть его – несильно, вот корова бы поддала, так поддала! И смотреть она умеет не хуже льва, правда, львов Лолотта ещё не видала. Всё никак не дойдёт до зверинца на левом берегу.

Еле отбилась от старикана, – все они одинаковы, всем подавай свежее блюдо: вчерашнее есть не станут, им надо такое, чтобы никто не отщипнул и кусочка. Ну да с деревенскими девушками такие номера не проходят! Чай, не в цирке с конями. Блюдо подадут в своё время законному мужу! Лолотта нагляделась на несчастных брошенок, в предместье у них жила по соседству такая Мари-Анж: нагуляла брюхо до самого носа.

А позировать – не в грех. Она ж в одежде! Правда, на исповеди сознаться не решилась – священники в Париже не похожи на деревенских, Лолотта с ними осторожничает.

Мсье Моди ей нравится – в первую очередь, собой красавец! Глаза чёрные, пышет, как от печки! Руки холёные, сильные… Во вторую очередь, он добрый. Жаль, что дурак, что экономии не выучен, последние монетки отдает друзьям-пропойцам, а однажды скупил все фиалки у цветочницы и отдал Лолотте! Зачем ей столь фиалок? Она ж не корова! Захоти, сама соберёт, еще и почище какие выберет. Лучше бы деньгами дал. А он, главное, раскланивается, снимает шляпу:

– Это вам, – говорит, – синьорина, потому как вы сами собой прекраснейшая фиалка Монмартра!

А друзья его, пропойцы, хохочут!

Лолотта унесла фиалки на соседнюю улицу и отдала за полцены другой цветочнице. Денежка к денежке, монетка к монетке. За приданым и муж появится. Дорогой супруг.

Лолотте нравится, как звучат эти слова – «дорогой супруг».

Нам принесли счёт, а мы даже не помнили, что ели и пили.

Евгений Алексеевич, бывший психолог Игоря, человек для своего поколения нетипичный. Он не боится ни чёрта, ни Интернета, а с мобильником управляется так, что подростки позавидуют. На мой звонок Евгений Алексеевич отозвался сразу же, – и я поразился тому, как бодро звучит его голос. Я помнил его возраст – шестьдесят восемь лет. Игорь утверждает, что Евгений Алексеевич красит волосы и брови, но Игорь много чего утверждает.

– Сегодня никак, – сказал Евгений Алексеевич, – а завтра, пожалуйста, приезжайте. Но надеюсь, Мишенька, ваш разговор не по поводу Игоря, потому что я совершенно точно не возьму его обратно.