Анна Матвеева - Лолотта и другие парижские истории

Весенние каникулы закончились, обожаемые «мальчики» (редкие, как я успел понять, оболтусы) пошли в школу, и только тогда Лолотта, наконец, позвонила: сказала, что хочет прийти ещё раз. От этого «ещё раз» тянуло прощаньем, но мы не виделись так долго, что я был счастлив насколько умею и могу. После той встречи в кафе прошло больше месяца. Я назначал дополнительные часы консультаций, ездил с матерью на дачу, – на первую после зимы «разведку», – в обеденных перерывах безнадежно пытался развлечь барышень из соседнего кабинета. Та, что психиатр, могла бы обсудить со мной конфабуляции, но я раздражал её так явно, что даже нарколог, – она была мягче, добрее, – сочувственно хмурилась.

Три дня назад пришла Марина – моя «блуждающая» клиентка, которая исчезает и появляется по мере обострения проблемы, которую мы с ней так пока и не смогли решить. После долгого перерыва мы успевали отвыкнуть друг от друга, но уже через десять минут всё было ровно так же, как полгода назад. Марина угрюмо вздыхала, от неё пахло табаком, – ничего нового.

Когда она обратилась ко мне впервые, я был удивлен тем, как странно сочетаются её внешность и голос. Точнее, вообще никак не сочетались, и это был самый настоящий изъян, пусть и не такой заметный, как шрам на руке. Марина высокая, широкоплечая, сильная – настоящая физкультурница. Чем-то она напоминала девушку с картины Александра Самохвалова – первое сильнейшее эротическое переживание в моей жизни. Высококультурное советское время, когда подростку проще было найти репродукцию картины «После кросса», чем порнографический журнал.

Дома у нас было не так уж много альбомов – Самохвалов, Константин Васильев, Карл Брюллов, и, пожалуй, всё на этом. В детстве я полагал, что мне нравится творчество художников-передвижников – но, вероятнее всего, мне просто нравилось, как это звучит. Передвижники – почти «подвижники». Во всяком случае, ни о каком Модильяни я не слышал – а то, что узнал о нём позже, не выходило за рамки общеизвестного.

Опять Модильяни! Как бы я ни пытался отвлечься, мысли приводят меня к нему, как ноги приводят пьяницу в винную лавку.

Попробую ещё раз. Марина, Марина, Марина. Такая Марина и копьё метнет, и марафон пробежит. Но стоило ей раскрыть рот и произнести хотя бы слово, как люди начинали недоуменно оглядываться по сторонам – голос у девушки был высокий и при этом механически-кукольный. Казалось, что её озвучивает другой человек, который прячется сзади и дергает за невидимые нити, чтобы Марина вовремя открывала рот. Контраст был таким сильным, что это сбивало с толку – то, что говорила Марина, терялось за её голосом. Это был поистине завораживающий эффект, и каждый раз, когда она появлялась после долгого перерыва, я заново привыкал к ней – и заново учился воспринимать её голос. Похоже на иностранный язык, который ты учил в институте, и решил вернуться к нему спустя несколько лет.

Ко мне Марину привели сложные отношения с курением: она сама их так определила.

Впервые Марина попробовала курить на школьном выпускном – и ей это не понравилось. Тем не менее, спустя месяц она уже покупала в ларьках «ментоловое море» и «салям» (так звучали названия сигаретных марок в вольном изложении торговцев 90-х), и умела прикрывать горящую спичку ладонью.

Ей не нравились запах, вкус и ощущения, но она продолжала курить, как будто участвовала в конкурсе на самого старательного курильщика. На мой вопрос, почему, Марина, не задумываясь, ответила своим кукольным голосом:

– Потому, что этому нельзя найти замену.

Она пробовала иглорефлексотерапию, ходила к бабкам и попам, но всякий раз, покидая то кабинет врача, то храм, то деревенскую избушку, закуривала. Наслаждение было похоже на отвращение.

Накануне нашей первой встречи Марина познакомилась с известным хирургом, и он разоткровенничался:

– Я знаешь как раньше курил? Выхожу из операционной – одна сестричка с меня маску снимает, другая сигарету в рот вставляет, а третья – спичку подносит. Во как курил! Три пачки в день. А потом чуть ногу не потерял, ну и бросил. В шестьдесят девятом.

– И как? – замерла Марина. – Не тянет?

Хирург помрачнел:

– Каждый день об этом думаю. Ночами снится, что курю.

Наша с Мариной терапия привела к следующим результатам – курить девушка не бросила, зато научилась анализировать свою зависимость и находить для неё оправдания, порой весьма элегантные.

– Курение в моем случае – это медитация, – заявила она год назад, прежде чем исчезнуть в очередной раз. Пропадала Марина чаще всего после того, как ей вновь удавалось на время бросить курить – она держалась иногда по целому месяцу, прежде чем зайти в ларёк и попросить пачку "Вог" и "зажигалочку". Картинки на сигаретных пачках пугали мою пациентку ампутацией, онкологическими заболеваниями и страданием: она выбирала пачку с импотенцией, если таковая имелась.

– Мне кажется, вы не хотите признаться самой себе в том, что курите. Прячете от себя эту зависимость, как подросток – от родителей. – заметил я однажды, и Марина выдала такую бурную реакцию, на которую не казалась способной. Она действительно не разрешала себе думать о том, что курит – поэтому часто выбрасывала початые сигаретные пачки вместе с зажигалками (а потом, ночами, выуживала их из помойного ведра), никогда не покупала пепельниц или портсигаров, и всегда подчёркивала в разговорах – особенно, с новыми людьми, что она, вообще-то, не курит.

Любопытно, что Марина не переносила сигаретный дым – и если рядом с ней курили, обязательно делала замечание.

Вот такая была у меня пациентка. И я заранее знал, что она скажет:

– Михаил Юрьевич, я опять!

– Ничего страшного, Марина, – отвечу я.

Но сегодня она спросила:

– А что если попробовать гипноз?

Я верю в гипноз – если это не эстрада, результаты могут быть впечатляющими. Но я честно предупредил Марину, что курение – одна из самых труднопреодолимых зависимостей. Между актами курения – теми глубокомысленными стояниями в каком-нибудь углу, с дымящейся палочкой в руке – проходит значительно меньше времени, чем у алкоголиков или обжор. Люди курят чаще, чем выпивают и объедаются. Поэтому курильщикам требуется больше сеансов, и, конечно, нужен хороший специалист. Я дал Марине телефон лучшего.

Зависимости, пристрастия, дурные привычки – человек, изначально склонный к ним, чаще всего меняет одну заразу на другую. Я верю, что Марина сможет бросить курить – но буду приятно удивлен, если она при этом не растолстеет и не начнёт выпивать.

Спорт, секс, благотворительность и любимая работа – мой рецепт остаётся неизменным, но пациенты скучнеют, лишь только я начинаю расписывать им прелести такой жизни. Чувствуют, что сам я не очень-то продвинулся на этом пути. И что у меня тоже есть дурные привычки.