Анатолий Гурский - Лики земного родства (сборник)

– А что, больше некому было в такую даль поехать?

– Значит, не было, братец, – тихо ответила она. – Под Новый год все в трудах и заботах. Спасибо, что хоть Важного мне дали, как самого разумного коняку.

«Самого разумного», – мысленно повторил Аркаша и вспомнил почему-то недавний рассказ учительницы о собаке, которая в отместку за нанесенную ей обиду прилюдно содрала с мужика штаны прямо на улице. Улыбнулся, но тут же осёкся и, перекрикивая снежное шуршание санных полозьев да конский бег, спросил:

– Тань, а правда, что домашние животные, как и люди, тоже долго помнят зло?

– Все ведь мы земные твари, добрые и не очень, – рассмеялась она. – А ты что интересуешься, не знаешь, куда себя отнесть?

– Да я так, из любопытства, – выпалил Аркаша и настороженно подумал: «А вдруг и мой Важный, как тот пёс мстительный…»

Невесть откуда набежали тучи, которые точно свинцовым одеялом накрыли ещё недавно голубеющее небо. И повалил снег. Сначала крупными, почти как рисованными в сказках, хлопьями. Но постепенно эти ласковые, нежные снежинки становились всё более мелкими и даже колкими. Когда же начали подъезжать к берёзовым перелескам, в игру вступил завсегдатай здешних мест – ветер. Вступил неожиданно и порывисто, словно обиженный на инициативу с каждой минутой усиливающегося снегопада.

И такое впечатление, что завязался между ними спор: кто же сейчас под этим вечереющим небом старше, главнее, могущественнее.

Спор настолько горячий и сумбурный, что перешёл в штормовой, с нарастающим воем, буран. Перемешанный с обильным снегом ветер быстро перемёл еще недавно видимый санный накат степной дороги, стал клочьями вырывать из розвальней сухое сено. Необычайно зоркий Аркаша про себя заметил: «Ну, и попали мы… Дальше головы серого Важного ничегошеньки не видать. И то потому, что у него грива чёрная на ветру трепещет».

– Как же теперь доедемо, братишка! – скорее воскликнула от испуга, чем спросила укутанная в отцовский тулуп из длинношёрстной овчины Татьяна.

– А здесь сельца поблизости случайно никакого? – не очень надеясь на положительный ответ, спросил мальчишка.

– Да что ты, – едва вымолвила, как очередная порция снежной «крупы» словно наотмашь хлестнула по ее лицу. Утёршись от этой природной оплеухи, она с ещё большим сожалением в голосе добавила: – Только за теми перелесками наш аул, надо ещё километров двадцать проехать.

Когда в этой сплошной снежной круговерти стали угадываться едва заметные очертания деревьев, Аркаша почувствовал: «Что-то бег у коняки не тот. Устал уже, бедняка… Чем-то взволнован… Или хочет мне отомстить?» Не успел закончить накатившуюся мысль, как Важный заржал что есть мочи, совсем замедлил ход и остановился. Замотал головой, словно требуя отпустить его вожжи, всхрапело фыркнул, сделал шаг назад, опять всхрапел, тревожно шевеля длинными ушами, и дернул сани вперед…

– Во-о-о-лк, волк! – испуганно взвизгнула беременная Татьяна. – О Боже…

Сквозь плотно спеленавшую перелесок пургу послышался сначала отдалённый, потом более отчётливый вой существа природы другой. Не прошло и минуты, как этот пронзительно-протяжный звук оказался уже на расстоянии метельной видимости. Петляя меж стоящими на его пути сухими березами, волк несколькими длинными прыжками выскочил на менее заснеженную поляну и бросился наперерез уже взмокшему от работы коню. Он же, словно угадав замысел зверя, устрашающе и с мыслью «За мной ведь – беременная женщина и мальчишка» заржал и сделал резкий поворот вправо. Но побледневшая от испуга Татьяна судорожно стала натягивать левую возжину, пытаясь вернуть коня на прежнюю дорогу. А он, недовольно всхрапывая и мотая головой, уже не подчинялся велению своего кучера и упрямо набирал скорость по ясному только ему маршруту.

– Да отпусти ты вожжи-то, не мешай коню! – крикнул сестре Аркадий. – Он задумал что-то своё, теперь вся надежда лишь на него…

Она закрыла голову огромным воротом тулупа и глухо зарыдала. Парнишка же словно понял своё мужское предназначение и съёжился. Оттого, что через минуту-другую их может настичь настырно бегущий по санному следу дикий зверь. его длинно-серое, с чёрной полоской по спине, пышущее голодной энергией туловище уже было так близко, что ещё несколько прыжков – и оно окажется на санях. На санях, которые сейчас старательно пытается увезти подальше от этого преследующего их зверя такой же серый, как он, с чёрной гривой Важный. Пятиклассник присмотрелся к вытянутой волчьей морде с полуоткрыто-дышащей пастью и подумал: «Погнал его за нами в такую погоду только голод… Вокруг же ничего живого, не отстанет он от нас… Надо что-то делать». И словно кто-то невидимый прошептал ему на ухо:

– Огня ему, огня…

«Точно, мне же об этом папаня как-то рассказывал, – подумал Аркаша, разворачиваясь в санях лицом к уже настигающему его волку. – Только вот спички… Ах, кажись, они в «сидорке» вместе с хлебом и солью, что нам маманька в дорогу снарядила». Быстро развязал прикрытый сеном узелок и – с облегчением глянул на всё ещё находящуюся в шоке сестру.

– Сейчас мы его, Танюша, сейчас, – пробормотал без всякой надежды быть услышанным брат. Достал коробок, в котором сохранилось с десяток ещё не отсыревших толстых спичинок, и вырвал из-под себя большой клок сухого ковыля. Сделал несколько резких движений слегка закоченевшими пальцами и бросил ярко загоревшуюся сенную порцию чуть ли не в сверкнувшие у самих саней глаза зверя. Тот в растерянности остановился и издал пронзительно-протяжный вой. Но очередная волна порывистого со снегом ветра вскоре погасила это пламя, и оскорблённый поведением парнишки волк опять ринулся догонять вконец уставшую санную повозку.

– За что же такая напа-а-асть! – почти выкрикнул в утихающую пургу, чувствуя свою беспомощность, прослезившийся Аркаша. Но внутренний голос успокаивал: «Твой же огонь волчару остановил. Значит, надо ещё и ещё».

И парнишку осенило новой мыслью. Он оставил на всю ширину заднего края саней «валик» сена, а своеобразный кювет между ним и собой засыпал снежным перемётом, который плотным кольцом обхватил Танин тулуп. Несколько раз чиркнув спичкой, зажег эту полоску – и точно огненная граница пролегла между добром и злом. Волчища опять остановился и с завыванием закружился на отсвечивающем белизной снежном пятачке. А оглянувшийся на это Важный, словно одобрив легким ржанием действия юного кучера, ещё с большей скоростью понёс своих седоков в вечернюю даль.

Они же сейчас ничего не понимали: куда, зачем и какой дорогой несётся их уже никем не управляемый конь. Подкладывая в горящую полоску всё новые порции сена, Аркаша тут же добавлял и горсточки снега. Благодаря такому контрасту этот быстро передвигающийся костёр временами больше походил на тлеющие сырые поленья, которые выбрасывали в сторону волка лёгкие язычки огня вперемежку с густым сизым дымом. Не видя более преследований зверя, мальчишка постепенно успокоился, даже разомлел от идущего к нему тепла. И, забывшись, засопел так, что больше ничего уже не видел и не слышал.