Анатолий Гурский - Лики земного родства (сборник)

– Тьфу ты, совсем забылась, – протирая спросонья глаза, направилась к клетке она.

– Пхаз-з-зор! – выкрикнул освобождённый из ночного плена волнисто-зелёный. – Хандр-р-рэй и Хнаташ-ша… чмокх!

– Не понял… Ты чё гонишь, Кузя? – насторожился зевающий хозяин.

– Хандр-р-рэй и Хнаташ-ша! – ещё громче повторил принявший петушиную стойку попугай. – Я пхолубил хвас… Ах-х, я тхак хчастхива!

– Чего-чего? Кто тут кого полюбил? – с падением только что поднятой к кепке руки потерял и тягу ко сну Игорь.

– Хандр-р-рэй и Хнаташ-ша… чмокх!

– Ё-ё-ё… это уже не Бульба сынка убивает… Это чё ж, сосед меня заменяет? – вылупил он ещё минуту назад свои слипавшиеся глаза. – Я вот натаксовываю всю ночь тебе на хлеб с маслицем, а ты тут с этим слащавым курвы-мурлы от попугая прячешь… А ну колись, Наташка!

– Д-д-а он лишь диск п-п-приносил, – стала аж заикаться от растерянности она. Но едва открыла свой маленький ротик, чтобы добавить уже по-учительски поставленным голосом, как муж оборвал её небывалым басом:

– Ах, так всё-таки приносил тебе это самое «Я так счастлива»!

Тут же злобно скрипнул зубами и толкнул её в угол, под самую клетку замолчавшего, наконец, пернатого. Сопроводив такой приём женского отдаления от себя чуть ли не осязаемой своим воспаленным мозгом мыслью: «Выходит, не зря я подозревал этого соседского хряка в повизгивании к моей Наташке… Но меня на такой соломенной подстилке хрен проведёшь!» Сплюнул в сторону жены и шумно кинулся к выходу.

– Дура-а-ак ты, шоферю-ю-юга… точно о руль головой стукнулся… и оттого так взбесился, что-о-о ли, – слёзно вымолвила она, медленно сползая спиной по светло выкрашенной стенке на пол.

Но теперь её слышал лишь ничего не понимающий, забившийся в дальний и нижний угол попугай. Сам Игорь уже был у соседской двери, которую открыла на его продолжительный звонок молодая дама в кухонном халате. Даже позабыв поздороваться с ней, Игорь нервно спросил:

– А где Андрей?

– Уе-е-ехал, – с настороженным удивлением ответила та.

– Как… когда?

– Да ещё вечером улетел, дочурку к бабушке повёз, – уже с заметным волнением ответила она. – Что-то случи-и-илось? Почему спрашиваете?

– Не-а, ничё такого, я просто хотел с ним посоветоваться, – чувствуя ударивший в виски прилив вздыбленной ревностью крови, нашелся с ответом Игорь. И уже с нарочитой улыбкой откланялся даме.

«Чё ж это получается, а? Сосед-то не при делах, чё ли?.. И попугай накосячить не мог, как шибко грамотный», – глядя на закрывшуюся перед ним дверь, подумал таксист. И вспомнил уже на улице, что в его мобильнике сохранился номер того самого старика-актера. «Дай-ка я всё-таки уточнюсь по такой говорливости ихнего бывшего петуха», – почти стрельнуло в его остывающую голову. Тот, едва выслушав сбивчиво переходящий на шофёрский мат вопрос, чуть было и сам не начал отвечать в том же ключе.

– А вы что, бля-я-я, додумались такого умника ещё и тряпьём закрывать? – хрипловато, словно сам попугай, рассмеялся артист. – Да его ни обзывать, ни изолировать нельзя-я-я! Иначе он, как и всякий горделивый человек, может обозлиться и выдать такие слова-кренделя-я-я… Даже самый полюбившийся ему Тарас Бульба вынужден будет прятаться от его агрессивности.

Ну, а в конце этого почти монолога помычал немного в трубку и выдал-таки преемнику по владению попугаем не совсем шофёрский совет. Выправив гримасу своего лица и виноватость мыслей, вернулся Игорь домой и сразу направился к клетке. Но тут же остановился. его молчаливый «волновик», ухватившись большим клювом за стеновую проволоку, словно желая её перекусить, устремился всем силуэтом в сторону комнатной двери. Оттуда доносились знакомые ещё со школы голоса трогательной сцены толстовского бала. «Вот же откуда эти признания, будь они неладны!» – замер вместе с попугаем его новый хозяин. Постоял и со стыдливой нерешительностью, почти на цыпочках, подошёл сзади к сидящей у монитора супруге.

– Ты прости меня, Наташа… дура-а-ак я… – нежно взявши её за худенькие плечи, пробормотал сдержанно повеселевший Игорь.

– И ях, ях тхоже дхур-р-рак! – донеслось из заскрипевшего от беспокойства попугая домика.

– Это уже что-то новое в Кузином словарном репертуаре, – впервые с утра улыбнулась на виноватый поцелуй мужа простившая его учительница.

Он весело подошёл к клетке, отворил её дверку и, протянувши туда левую руку, с серьёзным выражением смуглого от бессонной ночи лица скомандовал:

«Ко мне!» А тот, тоже долго не мозгуя, юрко спрыгнул с верхней жердочки и с лёту больно куснул его палец холодным клювом. Игорь резко отдёрнул руку и чуть было не прокричал неведомый для слуха попугая набор шоферских выражений. Но вспомнил совет актёра «брать Кузю добродушием…» Переборол в себе готового кинуться на птицу котяру, строго глянул на взъерошенного питомца и необычайно тихим для него голосом произнес:

– Кузя, так нельзя… Ты же у нас у-у-умница, хоро-о-оший!

– Кхуза кхор-р-рошы… Хнаташ-ша кхор-р-рошы…

– Вот именно, молодчина ты наш! – почти воскликнула подоспевшая для обработки мужниной ранки хозяйка и уже тише улыбчиво добавила: – И на Игоря больше не надо сердиться, он тоже хороший.

Попугай на мгновение призадумался, словно таксист на усложнённом перекрёстке, покосился молчаливым взглядом на одного-другого и мысленно заключил: «Коли она сама, точно я сегодня в этой клетке, заметалась – то слёзно бранит его, то с улыбкой целует… Даже с моим грозным клювом тут не разобраться». Молча покачал туда-сюда головушкой и, как имеющий далёкие корни хитроумного происхождения, решил голосисто угодить на всякий случай обоим:

– Ихгор-р-ра и Хнаташ-ша… кхор-р-рошы!

Посмотрел на супругов и понял, что не ошибся. Не ожидая такой смекалистости своего питомца, они встали напротив него плотным рядком, обняли друг друга за плечи и счастливо рассмеялись. А волнисто-зелёный выпорхнул из клетки и присел меж их белокурыми головами, создав тем самым для них почти художественную сцену. Сцену первого в этом доме чудотворного единения птичьей доброты и людской человечности.

Приютившееся у степной речушки село проснулось с молчаливой тревогой. Накануне колодезный «пятачок», от которого подобно солнечным лучам разбегаются все здешние улочки, растиражировал слухи и о новом начальстве. Мол, возглавит нас теперь чужак, «какой-то голошак из самого областного центра». А к исходу субботы, когда более-менее освободилась от дел основная часть селян, в деревню лихо въехал всем знакомый чёрный джип с двумя пассажирами.

– Нехило тут у вас… даже лебедей разводите, – удивился неспешно переходящей дорогу большой птице сидящий за водителем молодой человек.