Анатолий Гурский - Лики земного родства (сборник)

– Несёшься, ровно за тобой наш хромой завскладом по-спринтерски гонится, споткнись твоя телега… Не всю пашеничку из кузова высыпал на ток, чё ли?

– Ах, это ты, дядька Леонид, хулиганишь?! В пыли-то, блин, сразу и не разглядишь твою фигуру борцовскую, – приоткрыл дверцу кабины водитель. Прищурился и как бы в отместку на его шутку добавил: – Меня-то проверили, после разгрузки даже курице ничего не осталось. А вот ты точняком эту самую «пашеничку» сейчас в коляске тарабанишь, ишь как прикрыл брезентухой-то. Зуб даю…

– Да полова тут, Пашка, полова для курей, чёб ковырялись, – расхохотался с содроганием накачанного жизнью живота Леонид. – А насчет пашенички, братан, ты градус шутки своей малость перебрал, споткнись твоя телега… Наше с тобою ТОО, ежели перевести с казахского, то даже называется со страшилкой – «Чужое не тронь». Кругом камеры наблюдения, стукачи и слухачи. Словом, ТООша!

– Ну, не в поле же у нас такой технопрогресс, блин, – подошел к нему прикуривающий сигаретку Паша. – И даже, как ты сказал, наша ТООша для прихватки может быть хоро-о-оша. Смекаешь, дядя?

Мотоциклист неспешно заглушил движок, чтоб не тарахтел попусту. Покряхтывая, встал и, поручковавшись с водителем, хитровато и всё в той же эзоповской манере ответил:

– А для всякой затеи хоро-о-ошей нужны и добрые гро-о-оши.

– Да я с тебя много не возьму, не зря ж столько лет были соседями… Хочешь, могу и забросить к ночи кузовок.

Тот как-то замялся от столь неожиданного предложения, точно впервые смущённая парнем девица. Молча поправил опять спавший на лоб чуб и ударил ногой по стартеру мотоцикла.

– Не парься, дядя, всё пучком, – словно утопил в его рокоте свою шоферскую гарантию рыжеволосый Паша.

Улыбнулись друг другу, и каждый уехал в своём направлении.

День сгорел с возвращением на подворья разноголосия домашней скотины. Порадовавшее крестьян солнце ровно раскаленной сковородой закатилось за темный, с маленькими просветами горизонт. И очень скоро он как будто превратился в Ленькину рабочую шляпу, которая наползла и закрыла собой ещё недавно голубеющее небо. Эти сполна вобравшие в себя земное испарение тучи грозили уже вот-вот обернуться чуть ли не ливнем, таким сейчас лишним для работающих в поле людей. И словно сама природа прислушалась к их мольбам – дождь так и не пошел. Однако небо по-прежнему оставалось закрытым, создавая ощущение пришедшей небывало темной ночи.

«Ну и хорошо, споткнись твоя телега, хоть сегодня высплюсь… Не могу, когда звездатое небо в окошки заглядывает», – подумал уставший от домашних хлопот Леонид. Переоделся во всё чистое, поужинал и благостно разлёгся на своём любимом, подаренном ещё на свадьбу, тридцатилетней давности диване. едва прикрыл глаза с воспоминанием наиболее приятных эпизодов этого события, как за окном послышались тормозной визг и глухой лязг железа. Он повернулся на бок, но тут как-то неуверенно гавкнула пару раз собака. Перевернулся на другой. Всё затихло. А когда мощный пучок света ударил сквозь окно по стене комнаты, пёс залаял уже протяжнее и чаще. «Ну, споткнись твоя телега!» – мысленно ругнулся хозяин и вышел во двор.

– Чё ты тут разбранился, Граф? – подошел он к старому, но смекалистой породы псу. – Опять на кошечку зубы точишь… Сколь же раз говорить тебе, чё любить её надо, маленькую, прощать по-графски ёные проказы.

«Поглядел бы я на твои прощения жене, когда та прям когтями в зенки лезет», – подумал тот и уже более сердитым голосом залаял в сторону едва различимых в темноте ворот.

– Да не обижайся ты, мы ж с тобой мужики, – освобождая пса от дневной цепи, буркнул хозяин.

Граф радостно взвизгнул и, настороженно выпрямив высокие черные уши, всем своим коричневым силуэтом кинулся вперед. Поспешивший вслед за ним Леонид присмотрелся и сразу за штакетником увидел прикрытый чем-то большой бурт. Приподнял под затаённое дыхание пса край этого темного брезента и с недоумением прошептал ему на ухо:

– Ка-а-ак это!.. Откель же тут пашани-и-ичка-то, споткнись твоя телега?

Опять прикрыл выказывающий себя во мгле золотистый зерновой уголок и стал спешно, с испуга перебирать свои мысли: «Неужель то Пашка нашу с утряка шутку превратил в дело… Почему ж не брякнул на мою «мобилу»… И я его номера не знаю… Бежать к нему тоже смешно, колесит сейчас по полям». Не успел выйти из раздумий, как послышался тихий голос невесть откуда появившегося соседа:

– Здорово, Ленька… Выходит, и ты не выдержал, девственность своей честности распечатываешь.

– Да не моя это… д-д-девка, споткнись твоя телега, – встрепенулся от неожиданности тот и почти прошипел, ровно уже уснувший в сарае гусак: – Не знаю даже, кто её под мои воротца-то…

– Это ж хорошо-о-о. Покамест найдётся хозяин, можно пару-тройку мешочков себе насыпать, – чуть не воскликнул от радости сосед. – Так что не хлюз-ди… тожеть не разевай варежку.

Спустя всего несколько минут он уже покряхтывал здесь вместе с сыном, наполнял мешки зерном нового урожая. Вслед за ними, крадучись, почти на четвереньках подобрался к этой ещё пахнущей полем «халяве» другой сосед. Граф тихонечко взвизгнул, словно выражая хозяину недоумение его молчаливым поведением, и подбежал к воротам. За ними уже никого не было, и он огрызнулся в сторону Леонида:

– Гав-гаввв… Чего остолбенел-то посредь двора? Уже делай что-нибудь… или спать отправляйся!

Тот, словно понимая сейчас лишь собачий язык, переступил с ноги на ногу и подумал: «Так ведь всю пашаничку могут растащить, споткнись твоя телега… А ежели она моя, то чё же я тут стою-ю?» Быстро облачился в рабочую одежду и под охраной Графа приступил к первой в жизни такой загадочно-ночной операции. К операции по тайному перемещению зерна в свою сарайную кладовую. Перенес один десяток полновесных ведер, другой… И раздался тревожный голосочек бегущего ему навстречу пса. Леонид выглянул из-за угла сарая и увидел огни приближающегося транспорта. Прислушался – трёхколесный мотоцикл. «Неужель то наш участковый уже всё прознал?» – мысленно встревожился он. А когда стало видно, что моторный гул приближается именно сюда, вполголоса сказал блеснувшему глазами кобелю:

– Ну, Граф, выручай. если вдруг, споткнись его телега, он начнет меня кликать, попридержи хоть как-то…Только того, не хватай этот ходячий закон за фалды.

Сам же скрылся за чуть приоткрытой дверью. Когда услышал зычный голос сельского полицейского и сторожевой лай Графа, словно потерял координацию. Метнулся по сараю из стороны в сторону. Потом смекнул и быстро, едва не застрявши в штанине, снял с себя уже пропахшую свежим потом робу. Оставшись в одном нижнем белье, снова прикоснулся к двери и точно обжёгся шальной мыслью: «Как это я из сарая… да в подштанцах? Нет, из хаты надо… как будто с посте-е-ельки». Кинулся по внутренним переходам в дом и вскоре появился на крыльце его парадной веранды. Настороженно спустился на тускло освещённый мотоциклетной фарой кружок двора, и не ждавший его с этой стороны даже Граф с псиным смехом рявкнул: