Александр Цыпкин - О любви. Истории и рассказы

И тут – словно кто подслушал – через минуту звонок в дверь.

– Соловьев? – протягивает повестку армейский капитан. – Призыв офицеров запаса. Распишитесь…

В те годы бывших студентов призывали массово: Афганистан уносил жизни кадровых офицеров, а «студенты», «пиджаки» или «двугодичники» тащили лямку за некомплект взводных внутри страны.

Так нежданно я и стал офицером.

1987 год.

Воинская часть в глубинке Хабаровского края. Лето.

– Вадимыч, телеграмма, – протягивает ротный листок с двумя белыми полосками. – Твоя приезжает.

Действительно: «Встречай Веру. Поезд такой-то. Тчк». Тесть отправил.

Странный городок, где проходила моя служба, затерялся на стыке часовых поясов рядом с Амурской областью.

Поезд в ночь, а от части до вокзала приходилось всегда добираться пешком. Хорошо не зима. Да и едет ко мне та, с кем связаны жизнью.

Километр-второй на «одиннадцатом маршруте» – то бишь ногами. Город впереди светится, помаргивает огнями редких машин. Тишина, только стрекочет кто-то в траве.

Голоса. Вроде знакомые, но слов не разберешь. Приезжие, судя по всему, – поезд уже минут пять как пришел.

«Глянуть, что ли, кто?» Быстро перебежал железнодорожную насыпь. Впереди два силуэта: один знакомый – друга-товарища замполита Юрки. И девушка рядом с ним с незнакомой прической «шариком».

«Как же это? Юрка ж говорил, что в командировке?» Ну дает приятель!

Поезд. Шестой вагон. Пассажиры-курильщики, провожающие. Жены нет. Подхожу к проводнице:

– Скажите, а Вера Соловьева ехала с вами?

– Ее встретили. А вы кто?

– А кто встретил?

– Муж…

Смотрит на меня оценивающе: то ли посмеяться, то ли пожалеть мужика…

Цикады на обратной дороге издеваются. Юрка?! А память услужливо вспоминает присланную недавно анонимку:

«…Михаил, жена изменяет вам с замполитом Юрием Гапоненко. Не будьте глупы и наивны…»

Такое «открытие глаз» в полку не новость: трудно что-то скрыть в маленьком военном городке. Офицерские жены, измаявшиеся от отсутствия работы, одни – изменяют мужьям, другие – шпионят за теми, кто изменяет, и с удовольствием «стучат» мужьям.

С надеждой непонятно на что открываю квартиру – пусто. Иду к дому друга-товарища замполита. В окнах свет.

Звоню в дверь. Тишина.

– Юра! Верка!

Молчит ночь. Выносить двери не хочется: проснется подъезд, порадуется ночному шоу…

Второй этаж всего – задача-пустяк. Сначала залезть на угол балкона, потом – водосточная труба. Глаза-руки делают свое дело, а в душе волна «красной ярости». Это от отца. Тот, «разогнавшись», мог и убить.

Ярость все гуще. Не помню, как рвал марлю на балконной двери и открывал шпингалет.

Комната. Пусто. Кухня. На полу знакомый желтый чемодан…

Когда все ясно, остается лишь боль.

…Телеграмма от тестя оказалась случайностью – влюбленные о ней не знали. А Юркина жена в отпуске и приедет лишь спустя неделю… Именно эту неделю и планировали «украсть» незадачливые любовники…

Моя квартира – и разом ставшая холостяцкой постель.

…Утро, и таиться нет смысла. Полк знает любые новости.

Ротный Вадька:

– Молодец, что не стал разбираться. Рецепт один: ратный труд на благо родного подразделения. Дуй-ка в командировку…

Но уезжать рано. К тому же есть желание посмотреть, как будут развиваться события. Ведь скоро вернется Юркина жена.

Время тянется неимоверно медленно, а боль не уходит… На третий день я не выдержал и бессильно смотрел из темноты в кухонное окно, где она готовила ему ужин. Пожалуй, прическа «шариком» ей идет…

На шестой день раздался пинок в дверь.

Бывший друг беспокоен. Естественно: завтра в его квартире станет тесно.

– Забирай свою жену!

– Свободен!

Замок клацает, не давая предателю войти внутрь. Еще один бессильный пинок и удаляющиеся шаги. Теперь в тупике он.

Спустя неделю я зашел в квартиру бывшей соседки Анечки:

– Знаю, Верка у тебя. Пусть придет вечером.

Вечером за столом на кухне она сказала:

– Ты никогда не говорил, что любишь меня…

– А он?

– Говорил…

– Клятое слово! Ну и где его любовь?

Молчание.

– Уезжай к матери… Уволюсь, будем решать, что делать…

2011 год. Нам уже по пятьдесят, и мы вместе.

Тогда, в далеком маленьком городке, жена поняла наконец разницу между словом и делом, а я после рождения второй дочери научился-таки произносить для нее это клятое слово «люблю»…

Алевтине поставили самый страшный диагноз… В ее роду по материнской линии почти все женщины угасали от этой анафемы, таящейся на уровне генов…

Из близких только Коля – поздний сыночек, вымоленный у Бога от одиночества. Муж? Был когда-то, но попивал и поколачивал, да и детей от него быть не могло. Такого мужа и вспоминать не стоит. Вот и решилась Алевтина рожать сама. Просто подошла к соседу по дому – высокому стройному мужчине лет тридцати пяти и попросила о помощи…

Алевтина часто наблюдала за ним из-за оконной шторки по выходным или когда шла через двор, возвращаясь с работы. Соседа звали Виталием, он был тренером то ли по велосипедному спорту, то ли по плаванию, то ли по тому и другому вместе. Красивым его назвать было трудно, он был скорее… солнечным. Стоило Виталию выйти во двор, и его тут же окружали ребятишки. Он с удовольствием возился с их великами, играл с ними в баскетбол или учил отжиматься на турнике… И дочка у соседа была славная, вся в папу…

«Мне бы такую, – думала Алевтина и тут же обрывала себя: – Нет, девочку нельзя. Даст Бог, мальчик будет!»

Мысли сумасшедшие, нереальные. Ну как, как она скажет Виталию? Что он подумает? Может ославить на весь дом, а то и город…

Нет, он не такой. Глаза у него хорошие, и сам он добрый и светлый, как солнышко. Алевтина решилась.

Странное дело – в ответ на ее сбивчивые слова, до смысла которых докопаться можно было разве только через психушку, сосед просто ответил:

– Я согласен.

Все произошло у нее дома и самым естественным образом, а, забеременев, Алевтина переехала из столицы в Подмосковье. Все подальше от пересудов, да и выгодно, жилье-то там куда дешевле. Появилось на что ребенка поднимать.

Десять счастливых лет с сыном Колей. Десять лет милых семейных радостей, заставивших почти забыть о родовом проклятии. Да и зачем Богу забирать у мальца единственное – мать…

«А может, я и сына-то родила, чтобы прикрыться им от неизбежного?» – думала порой Алевтина, вызывая тем самым приступы липкого, тошнотного страха…

И вот он – диагноз… Возле дома без сил опустилась на скамейку. Как она в квартиру войдет и посмотрит в глаза своему Коленьке? Как скажет?.. А уж какой он у нее славный – пусть не отличник, зато спортсмен (есть в кого) и помощник во всем… Зря говорят, что безотцовщина – это, по сути, не мужики. Неправда. Что вложишь в ребенка, то и получишь. А уж она сына от трудностей не ограждала, и беды и радости – все поровну. Но зато он и жалеет ее, и мужичком себя в доме держит – починить, настроить – все умеет…