Борис Хмельницкий - Интриганы

– Так это его двойник?

– Да, но не внешностью.

– А чем? Нижней половиной?

– Узнайте, что значит астрал, тогда поймете. И не шутите на тему нижней половины, губернатор скабрезных шуток не любит.

Пришлось журналистам разъяснить народу, что такое «астрал». Этому вопросу посвятили целый час на популярном телевизионном шоу «Нынче». Выяснилось, что астральная – это космогоническая связь двух людей. Тут для ученых открылось широкое поле для толкований. И прямо на шоу схлестнулись представители официальной церкви и адепты эзотерики. Приверженцы церкви называли подобные предположения суеверием и ересью, их противники аргументировали свою позицию тем, что загадки тонкого мира и космоса пока еще наукой не познаны, но, вне сомнения, существуют.

Народ в научных терминах окончательно запутался, посчитав их заумью, но загадочной личностью Самсона продолжал интересоваться.

Журналисты (в ответ на народный интерес и согласно рекомендациям Калигулы) расписали талант Самсона в восторженных красках. Тут очень кстати пришлась информация о будущем концерте. Зильберлейб подогревал журналистские восторги оплатой за статьи наличными, и цены на билеты в концерт взвинтились до небывалых высот.

Рыжаков, сообразив, что тоже может недурно на кассире поживиться, затребовал за интервью огромную сумму и, запретив на себя ссылаться, сообщил о будущем, которое напророчил Самсону Маэстро. «А значит, и губернатора?!..» – сообразили редакторы, выводу этому ужаснулись и печатать это интервью отказались.

Опубликовать такую крамольную информацию ради увеличения тиража отважилась только одна газетенка. Мостовой, подождав, пока часть тиража распродали, распорядился изъять остатки номера из продажи и сохранить его под грифом «совершенно секретно». Но эти действия СБ только умножили интерес граждан к личности Самсона.

Самсон всю неделю жил как заведенный: репетировал с утра до позднего вечера и возвращался домой усталый и опустошенный. Кира Арнольдовна с тревогой наблюдала, как он второпях готовит себе непритязательную еду и снимает готовку с огня, не доварив или не дожарив. Кира порывалась предложить ему свои услуги, но не решалась. Даже заговорить не решалась, не то что прежде – он ей теперь казался небожителем. Она сидела в своей комнате, с тоской вспоминала те вечера, когда он приглашал ее покормить золотых рыбок, и представляла себе, какой замечательный ужин могла бы ему приготовить. А Самсон съедал свою стряпню, не чувствуя вкуса, и валился на диван, мечтая только об одном – уснуть. Но эта в общем-то естественная потребность, оказывалась недостижимой, сон не шел. Мысли его, затуманенные бессонницей, вращались вокруг нее – женщины с оливковым удлиненным лицом и чувственно вздрагивающими крыльями носа. Иногда он впадал в ватную дремоту, но сопротивлялся ее приходу, ибо каждый раз, засыпая, видел сцены из византийского представления во дворце губернатора и себя – жалкого и нелепого. И просыпался еще более уставший и опустошенный.

Точно так же, как Самсон, проводил свои ночи Французов, беспричинно нервничая. Днем быстро уставал, по ночам наваливалась тоска. И все из-за нелепого пророчества мага. Ведь даже ежу понятно, что никакой связи в судьбах губернатора и кассира нет, не по чину такая связь! «Этого не может быть, потому что не может быть никогда», – убеждал себя Вольдемар Викторович, а все равно лезла в голову вредная мыслишка откуда-то из тьмы, лезла, будь она неладна! А утром, отрешившись от всех дел, Вольдемар Викторович скрывался в своем кабинете, не желая никого видеть. Там механически катал по столу хлебные шарики или, включив ноутбук, раскладывал пасьянс. Когда однажды Диана предложила ему пригласить психотерапевта, он запретил даже заикаться об этом и, возмутившись, отлучил ее от спальни.

Как и договорились, Диана все сообщала Антону Антоновичу.

– То же самое происходит с Самсоном, нервничает перед концертом, – успокаивал ее генерал. – Психотерапевта действительно приглашать не нужно. Потерпим. Пройдет концерт, и все образуется. Но вы мне напишите докладную обо всем подробно.

Получив от Дианы письменную информацию о некоторой психической неуравновешенности губернатора, он тщательно проверил подпись Дианы и спрятал документ в сейф.

Антон Антонович не забыл о своем желании повидаться с Ясновидцем, и вечером отправился в Театр эстрады на представление мага, предусмотрительно прихватив с собой бутылку коньяка. Если бы не коньяк, приобрести который можно было только на аукционе «Сотбис», Автор вряд ли пожелал бы присутствовать при этой встрече. Но отказать себе в удовольствии попробовать такой напиток не смог.

После концерта они устроились в гримерке Маэстро. Генерал и Автор в креслах, маг у зеркала.

Автор. Хороший коньяк.

Мостовой. Обижаете – он единственный в своем роде.

Маэстро (снимая лигнином грим) . Меня удивило ваше присутствие в зале, генерал.

Мостовой. Рассказывали, что вы летаете над залом, и я захотел своими глазами увидеть это чудо.

Автор. Ну, это вряд ли. Не такая у вас должность, чтобы тратить время на подобные фокусы.

Маэстро. Лучше скажите правду, что привело вас ко мне.

Мостовой (иронично) . Вижу, вы оба против меня.

Маэстро. Такая у вас должность.

Мостовой. Да что вы заладили, должность, должность. (Улыбаясь.) Ничто человеческое мне не чуждо, господа.

Маэстрои Автор (вместе) . И все-таки?

Мостовой. Хорошо, подчиняюсь требованиям собеседников. (Помолчав.) Вы что-то знаете о Самсоне, Маэстро, о чем мне пока не известно.

Маэстро. Я и о вас все знаю.

Мостовой. О себе мне все известно, а вот о Самсоне расскажите.

Маэстро. Нет.

Мостовой. Ну, что плохого, если вы сообщите вещи, которые, возможно, помогут мне предотвратить беду, грозящую Самсону?

Маэстро. Почему вы решили, что ему грозит беда?

Мостовой. Потому что вы запретили цыганке гадать ему. (Маэстро промолчал.) Поверьте, ваша информация обернется благом и для него, и для вас.

Маэстро. Для меня?

Мостовой. Ваш ассистент сказал, что вы добиваетесь контракта на гастроли в столице. Я могу вам в этом помочь.

Маэстро (с отвращением) . Вы меня вербуете?

Мостовой. Просто дружеская услуга за услугу.

Маэстро. Убирайтесь.

Мостовой. Что?

Маэстро. Вон отсюда!

Мостовой. Фу, как грубо. (Встал.) Ты еще пожалеешь об этом, фокусник.