Борис Хмельницкий - Интриганы

– Нужно срочно закрыть наши автомобили в бронированных гаражах! – воскликнул Пухов.

– Лучше бы вы Пенсионный фонд забронировали, – сказал прокурор.

– На что вы намекаете?! – взвился толстяк.

– Не намекаю, а говорю прямо: в вашем деле много неясностей. И мы еще вернемся к этой истории.

– После того, как вы закончите строительство своей виллы на побережье? – ехидно спросил Пухов.

– Вилла не моя, а сына, – сказал прокурор.

Беспокойство передалось и чертям Ге первого, они занервничали, заметались по одежде хозяина. Ге первый пытался их успокоить ласковым словом, задобрить карамелью, которую специально для них носил в баночке, но это не помогало. Привел чертей в чувство Ге второй, который, бросившись помогать близнецу, не рассчитал силы удара и прихлопнул милующуюся парочку, сидящую у брата на правом плече. Черти разрыдались и занялись приготовлениями к похоронам погибших товарищей.

– Вот и с манифестантами надо так, – заявил Ге первый. – Хватит с ними либеральничать!

– Губерния в опасности! – подхватили Астриль и прокурор.

– Применить силу и разогнать их к чертовой бабушке! – неслось из зала.

– Не трогайте нашу бабулю! – завопили черти.

– Поднять народ и крестный ход провести. С хоругвями. Супротив хоругвей наши враги не устоят, – предложил Карачумов.

– Полагаю, мы еще в силах защитить губернию от посягательств без пролития крови и без излишней ажитации, – заявил Французов, глядя на Мостового. – Антон Антонович, я прав?

– Безусловно. Мы установим комендантский час, усилим охрану почты, вокзала и других правительственных зданий и введем цензуру в средствах массовой информации. И вот еще что, Вольдемар Викторович. Мы с вами уже говорили, что губернатору целесообразно выступить на телевидении и призвать население к спокойствию, – напомнил Французову старый разговор Мостовой. – Сейчас самое время.

Предложение Мостового поддержали единодушно и, не медля, созвонились с телевидением, заказали нужного политического обозревателя с командой, а режиссировать предложили Карачумову. И обозреватель, и Карачумов стоили дорого, но кто же экономит на интервью губернского властителя?

Первый канал отозвался на зов генерал-губернатора немедленно. И спустя двадцать минут в кабинет Французова явилось человек сорок телевизионщиков – редакторов, операторов, техников и помощников.

Первым делом телевизионщики под руководством Карачумова переставили в зале заседаний всю мебель, затоптали палас и намусорили, разбросав по полу грязные кабели прожекторов и черновые листы сценария, а также разбили операторским краном хрустальную люстру. За этими важными делами провозились до обеда, затем устроили короткий перерыв. Чтобы особенно не расслабляться, послали помощника режиссера только за пивом и гамбургерами. Французов хотел предложить им пройти в столовую, обслуживающую депутатов, и по-человечески пообедать, но Пухов успел шепнуть ему на ухо, что телевизионщики обедают исключительно с горячительными напитками, и потому обед может перерасти в ужин, а ужин – в завтрак.

Пока телевизионщики поедали гамбургеры, редакторша каллиграфическим почерком писала для генерал-губернатора тезисы обращения к населению. Вначале Французов сказал, что обойдется без тезисов, но от суеты, созданной телевизионной бригадой, у него разболелась голова, и он согласился прочитать обращение, подглядывая в бумажку.

– Формат обращения – десять минут. Постарайтесь уложиться в восемь, чтобы осталось время для рекламы пасты, – попросила губернатора редакторша. И, видя удивление Французова, объяснила: – Реклама итальянских макаронных изделий нас кормит, ваше превосходительство. Без нее все губернское телевидение по миру пошло бы.

Французов за время подготовки к съемкам так утомился, что смирился и с соседством макарон, и с толстым слоем грима, нанесенным на его лицо гримером, и бумажкой, по которой должен читать свое обращение. Впрочем, грим пригодился, губернатор выглядел в кадре молодым и бодрым.

За время своего восьмиминутного выступления он успел коснуться многих вопросов. Начал, как принято, с международной политики, затем перешел к экономическому состоянию губернии, пообещав, что в ближайшее время кризис кончится, дал положительную оценку преобразованиям в сфере озеленения деревень и призвал очистить от мусора прибрежную полосу тундры, сделав ее пригодным для гнездования пингвинов.

– Даже в кризис нельзя забывать об окружающей среде, – горячо убеждал он зрителей первого канала.

И только в конце речи Французов обратился к теме, которая собственно и послужила причиной его срочного появления в эфире.

– Готовится провокация, спровоцированная спецслужбами партнеров, – сказал он. – Но вы должны понимать, что только душевнобольные люди могут стремиться сместить режим, при котором наше доброе и талантливое население распрямилось и обрело уверенность в завтрашнем дне. И я прошу всех добропорядочных граждан первого мая соблюдать спокойствие. Отдыхайте и не поддавайтесь на провокации, мы сумеем дать отпор кучке сумасшедших отщепенцев.

Антон Антонович, как только выключили камеру, одобрительно зааплодировал. Черти, успевшие к этому времени похоронить и помянуть трагически погибших молодоженов, устроились на плечах кормильца и восторженно запели хором. Ге первый выступил солистом.

Ге второй быстро зажал брату ладонью рот.

– Молчать, недоумки! – приказал он чертям. – Не до вас сейчас, Отечество в опасности!

– Отечество опасности! – заорали черти и затянули: – Солдаты в путь, в путь, в путь, а для тебя родная…

Ге второй с трудом вытащил брата вместе с его чертями из зала.

План манифестации готовился в имении Самсона в атмосфере строжайшей секретности.

– Предлагаю утвердить флаг, с которым выйдем на улицы. Он должен быть оранжевого цвета, – предложил Калигула.

В дискуссию вмешались Бюргер, Долорес и блондинка из ЛДПр. И их вмешательство чуть не привело к расколу блока СДРП.

Блондинка заявила, что цвет флага должен быть алым.

Долорес предложила флаг камуфляжного цвета, в память о воинах, погибших в боях за Отечество.

– Все это чушь, – заявил Бюргер. – Флаг должен быть двухцветным, черным с золотом, каким был флаг империи.

– Но в нем, кажется, было три цвета, – сыронизировал Живчиков.

– Да, три, – согласился Бюргер. – Но мы ратуем за усеченную монархию.

– Разве мы ратуем за монархию? – удивился Самсон.

Теперь пришла очередь заявить о себе Юрику:

– Конечно! А за что еще?!

Возникла пауза, однозначного ответа на такой, казалось бы, простой вопрос у членов объединенного ЦК не было. Вернее был, но у каждого – свой.