Виктория Волгина - В чужом пиру

– Ты кто такой?! Ты знаешь, что на Рублёвке живут только олигархи?! Вон отсюда, шваль, и чтоб ноги твоей здесь больше не было!

Но потерявший рулевое управление неугодный родственник и не думал выметаться Он буянил и хамил. Тогда старый олигарх призвал на помощь молодого племянника. Парней еле растащили. Бедной Жанне пришлось срочно эвакуировать зятя в московскую квартиру. После скандала он в доме не показывался. Приезжала только сестра с дочерью.

Через месяц-полтора передышки появлялись опять родители. Отдыхали, ели – пили, много фотографировались на фоне рублёвских усадеб и наиболее живописных мест, чтоб на родине было чем похвастаться соседям.

– Жаль, что мой папа не дожил до этого времени, – сказала как-то Лере Жаннина мать, – вот бы он порадовался на Жанку, как она живёт с мамками да няньками, с прислугой…

К концу проживания гостей опять начиналось тайное опустошение рублёвских закромов.

Однажды совершенно случайно семейства олигархов и простолюдинов пересеклись. Москвичи и закордонцы вечером оказались за одним столом, и подвыпившая мама Жанны искренне сказала:

– Почаще приезжайте к нам.

Повисло молчание, после которого рублёвский дедушка встал, вышел в соседнюю комнату и там дал волю гневу:

– Она меня приглашает в мой собственный дом. Меня!! До каких пор!..

Жанна опять не знала, куда глаза девать. Сильно потом досталось маме от неё. Вообще относительно мамы и Ангелины Жанны держалась одной политики. Точно так же, как Ангелину, она унижала и открыто третировала мать, частенько срываясь при «общении» с ней на ненормативную лексику.

Жанна и Борис тоже были чудо-родителями. Но на несколько иной манер. Борис целые дни безвылазно проводил за компьютерными играми. Дети ходили вокруг него хороводом, залезали чуть ли не на голову – он ничего вокруг не замечал. Дети могли кричать ему в уши – он их не слышал. Лера вначале, по наивности, думала, что Борис за компьютером занят важным делом. Это в её глазах ещё как-то объясняло игнорирование внешнего мира. Она была поражена, когда увидела, чем на самом деле занят тридцатипятилетний многодетный отец с утра до ночи. Правда, изредка он приходил в себя и рассеянно целовал детей в макушки. Этим и ограничивалось всё его воспитание. Детей невозможно было увести от него. Лера мучилась уговорами, нервничала. Борис ухом не вёл и пальцем не шевелил, чтобы помочь. Дети вовсю пользовались «отсутствием» папы: не шли обедать, ужинать, мыть руки, прятались за папу и под папу. Чтобы сын от него отстал, Борис дал ему однажды играть старинный кинжал из ценной коллекции его отца с наставлением:

– Только не поломай.

Коля, конечно, его поломал, и Лера спрятала поломанную вещь в шкаф. О кинжале папа потом никогда не вспомнил.

Жанна тоже воспитывала своеобразно. Младшую девочку не замечала вовсе, а сына, спустившись из спальни к обеду, заключала в объятия:

– Какая толстая жопка, какой пузень, какие ляхи!

Следовали поцелуи во все места, после чего ребёнок отдавался няне. Такой приступ неясности мог напасть на неё во время обеда, ужина, занятий – и всё тогда у нянь шло насмарку. Ребёнок не хотел есть, не хотел заниматься, а бедная няня должна была выпрыгивать из себя, чтобы уговорить его на что-то.

Воспитание чудо-родителей приносило свои плоды. Когда Лера однажды усомнилась, даст ли мама Коле какую-то вещь, ребёнок, не задумываясь, ответил:

– Даст, я на неё как наору!

Привыкнув всё брать горлом, дети насмерть бились друг с другом за обладание игрушкой, крик и визг борьбы стоял, пока их не растаскивали:

– Не вмешивайся! – кричал Лере Коля, когда она пыталась навести порядок.

– Я твой воспитатель и буду вмешиваться, – твёрдо говорила Лера.

На улице дети были притчей во языцех.

– О, цыганята пришли, – говорили о них няни. Повесив сумки со своими игрушками на плечи, дети целеустремлённо выпрашивали чужие и боролись за них между собой. Это вызывало восхищённый смех Жанны.

Лере стыдно было подходить с Колей к другим ребятам.

– Дай печенье, пряник, лопату, машинку, – то и дело слышалось от Коли. Он мог час канючить чужую игрушку, крепко прижав к телу сумку со своими.

– Эти в жизни не пропадут, – говорили о детях няни, – из горла что хочешь у кого хочешь вырвут.

Чужие дети не любили играть с Колей именно потому, что он не умел общаться и делиться. Здесь, на улице, где не было всевидящего ока «защитников», Лера пыталась учить и воспитывать Колю:

– Стыдно, имея своё, выпрашивать чужое, ты не нищий. А если просишь, то отдавай взамен, – внушала она Коле и почти внушила – ребёнок стал реже выпрашивать и старался делать обмен. Лера радовалась – хоть что-то удалось привить. Но чудо-родители почему-то все воспитательные меры воспринимали как посягательство на ребёнка и всеми силами стремились уберечь и защитить детей от нянь, как от врагов.

Избалованные близнецы Коля и Ксюша были хорошенькими, умненькими детьми. В те редкие дни, когда дома не было родителей, они из маленьких монстров превращались в забавных малышей.

Ксюша, большая проказница, хулиганит и не слушается. Лера ей говорит:

– Не будешь слушаться, строгий старший брат тебя накажет.

Тотчас раздаётся Колин голос:

– Ксюша, встань сейчас же в угол!

Ксюша, конечно, не встаёт, и Коля сам её туда заталкивает. Через секунду Ксюша, хихикнув, выбегает из угла и стремглав несётся по коридору. Коля гонится за ней и кричит Лерину фразу:

– Ксюша, я что тебе, девочка на побегушках?!

Коля не слушается Ларису и мусорит в кухне. Лариса возмущена:

– Я не буду идти у тебя на поводу, как твои папа и мама!

Коля столбенеет, от негодования у него дрожат губы и голос. Он вытягивает вперёд руку, как трибун:

– Лариса, вы что, с ума сошли?! Вы соображаете, что говорите? Чтобы мои папа и мама ходили на поводке?!..

Сцена другая. Лера и Лариса с детьми гуляют на улице. К ним подходит одна из нянь с девочкой около двух лет, Машей:

– Попросите Машу сказать слово «изюм», – смеётся няня, – у неё так интересно получается «Эзё-ё-м», – с прононсом.

Машу спрашивают, она именно так и говорит. Все смеются. Тут раздаётся Колин крик:

– И я, и я спрошу. Дайте мне спросить! – и, подскочив к Маше, – Маша, скажи «капуста»! – Теперь уже общий хохот всех присутствующих нянь.

К слову, о рублёвских нянях. Надо сказать, некоторые поселковые няни остались для Леры загадкой. Вернее, не они, а то, каким образом они попадали в няни. Существовала сплочённая группа нянь человек из четырёх, которые постоянно были навеселе. Выйдя гулять вечером с детьми, они бросали клич:

– Дети, все идём в хижину!

Хижина находилась на другом берегу озера. Дети, рискуя свалиться в воду, бегали по самому краю берега, пока няни угощались якобы чаем из термоса. Потом, видимо, чем-то там заедали – запах от них был специфический. Однажды даже днём так угостились в гараже, что одна из них зигзагами еле добралась до дома. Она же однажды на снежной горке чуть не оторвала Коле рукав и не свернула нос, тыча ему в лицо пьяным кулаком. Лера еле отбила у неё ребёнка. Видела ли эта няня в тот вечер своего подопечного – Лера сомневалась. Коля потом резюмировал: