Владимир Токарев - У каждого своё детство (сборник)

Не дожидаясь, покуда самовар закипит, первая, меньшая часть компании села за стол. Очень часто мест на всех не хватало, – и даже с помощью стульев, принесённых из дома, – тогда за стол садились – усаживали в первую очередь тех, кто не пил или же кому не давали – по малости – нехватки лет – спиртные напитки. Поев и попив, такая часть компании, из которой самой взрослой, старшей была упомянутая студенческая молодёжь, вставала из-за стола и обычно уходила, уступая место, ну, так сказать, любителям спиртного. К таковым, впрочем, относилась даже прабабушка, которая всегда выпивала с гостями «для аппетиту» рюмку – другую портвейна; ну, конечно, выпивала тогда, когда заботы с самоваром или же с чем-то другим бывали окончены. И на этот раз мест на всех не хватило, и я, ясно, попал в первую очередь усаживаемых – садившихся за стол.

По обеим сторонам стола, на двух лавках расселась такая компания: Юрий, его двоюродный брат – Михаил («показывавший» однажды мне Москву…), Наташа, двоюродная сестра Юрия и Михаила (дочь тёти Тани (Татьяны Алексеевны); было ей, Наташе, тогда – 9 лет), Юля, двоюродная сестра Юрия, Михаила и Наташи (дочь тёти Маруси), подруга Юли, имени которой я не помню, однако фамилия её была – Терновская (вышеупомянутая дочь приятельницы тёти Маруси), ну и я, шестилетний мальчик. На правах относительно – относительно взрослого хозяина за этим – для каждого из нас, шестерых, – безалкогольным столом, Юрий встал и открыл консервным ножом две – три бутылки фруктового прохладительного напитка, после – разлил его по нужному количеству чашек, стаканов да кружек, также стоявших на столе. Надо сказать, на столе ещё стояли чистые тарелки в нужном количестве, около каждой из которых, лежало по вилке. Сделав необходимое, Юрий опустился на своё место, и мы, все шестеро, начали ужинать. Во время не продолжительного для нас ужина, за столом возник вскоре такой разговор:

– Юль, мы с Мишкой в волейбол на деревню пойдём играть. Лосяков придёт, Кузнецова Зина с сестрой. С нами пойдёте? – обратился Юрий к Юле и её подруге (Лосяков и Кузнецова Зина с сестрой – тогдашняя молодёжь деревни Богачёво, – ту, которую знал, с которой дружил, в частности, Юрий).

Переглянувшись с подругой, Юля сказала:

– Да наверное.

Михаил тоже вставил своё слово. Посмотрев на Терновскую, Юлину подругу, а потом на Юлю, он спросил:

– Юль, а знаешь, что в Москве будет Фестиваль молодёжи и студентов на будущий год?

– Конечно, знаю. Летом он будет.

– Весной нам говорили в школе, – продолжил разговор Михаил, – в будущем учебном году налегайте на язык, на французский: во время Фестиваля будете помогать иностранцам ориентироваться в Москве, если они к вам обратятся за этим.

– Да, интересно будет на будущий год в Москве, – заметила Юля. – Со всех пяти континентов прибудут к нам. Английский, французский, немецкий, – всемирнораспространённые на сегодня языки, – конечно, надо знать. Если что, если будут вопросы, мы с Терновской будем английский свой применять.

В этот момент прямо на стол, чуть ли не в тарелку с едой, упало, ещё далеко не зрелое, видимо, само собой отвалившееся, яблоко со старой яблони. Яблоко было совсем небольшое. Кстати, замечу: не знаю, какого наименования была эта старая яблоня; знаю только, что её, полностью созревшие, плоды всегда бывали довольно мелкими и обычно шли на варенье и яблочный компот.

Мы, все шестеро, весело подняли вверх головы. Потом я лично повернулся и посмотрел в сторону взрослых. Целой, единой компании они собой не представляли. Прабабушка, очевидно, на какое-то время, наладив свой самовар, сидела на садовой лавочке. Рядом с ней сидели сёстры бабы Клавы – Татьяна Алексеевна да Марья Алексеевна (тётя Таня и тётя Маруся). Михаил Семёнович (муж тёти Тани) и приятельница тёти Маруси (назову её – Терновская старшая) стояли подле лавочки. Между ними происходила какая-то беседа. Своих родителей да бабу Клаву с дедом я – в прямой видимости – не увидел. По всей вероятности, они были в доме.

Посидев ещё немного за столом, молча поев и попив, мы в одну минуту встали и освободили место для взрослых.

Уже не раз видев игру в волейбол на деревне, я не пошёл за своей компанией, дружно подавшейся туда. К слову сказать, игра там – мало интересного собой представляла; игроки обыкновенно становились в достаточно большой круг и, как водится, ударами пальцев обеих кистей рук начинали посылать друг другу волейбольный мяч. Частенько кто-нибудь из ребят: Юрий, Михаил или же Лосяков (имени его я не помню, не знаю), подпрыгивали, когда на кого-нибудь из них по крутой дуге летел мяч, и ударом правой ладони (левшой из них никто не был) «гасили» его, смаху отбивали, стараясь попасть в партнёра, – не в партнёршу.

Увидев, что стол для ужина свободен, взрослые начали мало-помалу собираться около него. Вначале была убрана испачканная посуда и наведён порядок на нём, потом на стол были выставлены уже спиртные напитки и дополнительно – нехитрые закуски, нехитрая снедь.

Когда постепенно всё было готово для ужина, и даже самовар, и даже чай, заваренный в заварочном чайнике, когда принесены были уже из дома дополнительно стулья, – все без исключения взрослые сели за стол.

Любопытствуя, о чём будут говорить между собой взрослые, а также – как будут вести себя под влиянием спиртного, ожидая ещё – для своего потребления – необычный чай, приготовленный с помощью самовара, – когда желающие начнут его, чай, пить, – я не стал далеко уходить от стола, где уселись взрослые. Найдя под ногами подходящую щепку, а может и веточку (что именно – не помню), я занял себя покуда рисованием на глинистой садовой дорожке, в нескольких шагах от взрослых. Рисование, например, было такое: «точка, точка, два крючочка, носик, ротик, оборотик; палка, палка, огуречик, – вот и вышел человечек». Рисуя себе, сидя на корточках, я часто взглядывал в сторону взрослых. Когда я видел или же слышал особо интересующее меня, я прекращал рисование и как можно ближе подходил к столу.

– Наталья Антиповна, ваше здоровье! – поднимая свою рюмку, первым заговорил Михаил Семёнович.

Все подняли рюмки, стопки, лафитники. У женщин было налито «красное», портвейн, у мужчин – «белое», водка.

Выпив и закусив, взрослые повели такой разговор:

– Михал Семёныч, как зять – то ваш, Васька? – спросила баба Клава.

– Гм, – хмыкнул Михаил Семёнович и, искривив рот в улыбке, ответил, – тут недавно как-то сели за стол, а он, Васька, уже успел где-то приложиться к «Зелёному змию». Выпили по рюмочке да подругой в кругу семьи; само собой и он с нами. А потом, что ни слово от него, то мат, намёк на него, на этот мат; два – три цензурных скажет слова – «бль!», ещё два – три цензурных – «ё!».