Татьяна Трубникова - Знаки перемен (сборник)

Отвоеванная территория теперь была их. Целиком и полностью. Враги даже не могли забрать своих мертвых. В назидание и с целью устрашения трупы и еще живых, но раненных солдат распинали в рамах окон. Живые умирали мучительной смертью, мертвым было все равно. Это называлось «сделать Христа».

Потом были еще бои. Но особенно запомнился Асланбеку один случай. Их отряды и войска гяуров стояли близко друг напротив друга. Каждая сторона знала, где находится другая, но обстрел не начинала, ожидая такого шага от противника. В то же время любой неосторожный поступок привел бы в действие пружину смерти.

И вдруг все увидели мужика. Он был в стельку пьян. Шел, качаясь, по руинам улицы и весело горланил во всю глотку: «Ландыши, ландыши, светла-а-ва ма-а-я п-п-пррриве-ет! Ландыши, ландыши – бе-е-елый букет!»

Асланбек думал, что кто-нибудь его подстрелит. Или он подорвется на мине. И тогда – все. Сразу грохнут орудия. У него даже в ушах начало звенеть от волнения. Но все смотрели на пьяного, смотрели в страшном напряжении…

А он себе шел и шел.

Асланбек краем глаза увидел, как Занди чуть дернул автомат. Ему хотелось убить. Но он почему-то не выстрелил.

Мужик мутным взглядом обвел «пустынную» улицу. И вдруг крикнул:

– Я к себе ДОМОЙ иду! Не смотрите на меня… так.

Через два дома он сел на груду бетона, бывшую когда-то порожками дома. И заплакал пьяными слезами.

Первый раз убил человека Асланбек только в горах, куда их перебросили после боев в городе. Они устроили засаду. В самом узком месте ущелья. Было известно, что здесь пройдет почти безоружная колонна обыкновенных «уазиков», груженая собаками, как называли они милицию. Каким образом это стало известно – неясно. Но говорили, что продал товарищей кто-то из своих. За такие вещи предателям выплачивали большую мзду.

Они упаковали в полотно дороги самодельную трубу, заглушенную и наполненную горючей смесью.

Ждали долго. Надвигались холода. Горы серели травой и пылью. Ветер гулял по склонам, заглядывал в щели их курток, продувал обернутые тряпками головы. Земля была холодной. Асланбек устал ждать. Хотя он и был закален, но на таком ветру не хочется ни о чем думать. Вокруг все тоже приуныли. Салман совершил намаз, на ледяном ветру утерев лицо и руки водой, и прочитал молитву. Асланбек с тоской подумал, что теперь придется делиться с другом драгоценными каплями.

Когда показалась колонна машин, сердце подскочило в груди Асланбека. Он мгновенно забыл о холоде. Он и сам не знал, почему оно так бешенно билось. В первом бою он не испытывал такого волнения. Какое-то томительное предчувствие сжало желудок. Хотелось проснуться в своей постели в родном ауле. И чтобы слышать, как мама печет лепешки… Но ему не удавалось… Он только слышал что-то похожее на «тик-так», идущее из самого нутра… Ветер резал глаза. С самого начала все пошло не так, как было задумано. Первая машина не подорвалась, не загородила проезд остальным. Начали обстрел. В первой машине вырубили сразу двоих. Но оставшиеся ловко вывалились из машины и открыли ответный огонь, прячась и увертываясь. Их обогнали три машины, шедшие следом. И оторвались, пыля дорогой. Но потом вернулись. Чтобы помочь своим. Отстреливающиеся кричали им, чтобы они уходили. И ругались матом.

Неожиданно Асланбеку обожгло левое плечо. Ранен. Боль была не больше, чем от отцовского хлыста. Но почему-то такая же обидная. Он прицелился и выстрелил. И еще. И еще. Каждый его выстрел уносил к праотцам одного гяура. Асланбек почувствовал бешенный азарт, как тогда, в детстве, когда он метал камни в диких собак, напавших на него. И шептал: «Собаки…» Вдруг издалека, словно из-под земли, он услышал приказ: «Отходим!» Но двинуться с места не мог. Он помнил, чему их учили: раненный ползет на боку. Остальные – способом «червяк». Но уйти не мог не из-за боли. Азарт держал его крепче. Он убивал и не мог остановиться. И как это когда-то он не мог перерезать барану горло? Просто смешно. Теперь отец должен быть им доволен. Еще один! Еще!

Асланбек не помнил, как отчаянно брыкался, когда Салман за ноги тянул его в укрытие. Потому что другу пришлось хорошенько заехать ему, чтобы прекратить это. Не помнил, как тот вливал ему в рот воду.

Оставшиеся в живых милиционеры скрылись на одной машине, бросив убитых.

Они не знали, что остался еще один боец. Он был ранен. Очнувшись, начал бешенно отстреливаться. Никак не удавалось его ни обойти, ни обхитрить. Стоял парень насмерть. Ему кричали: «Сдавайся! Молодец! Мы тебя не тронем! Отпустим к своим!» Теряя силы, он крикнул: «Хорошо!» И затих. К нему подошли двое из отряда Асланбека. Подпустив их, парень подорвался. Когда бросились на выручку, увидели, что эти двое мертвы.

– Вот собака! – процедил один из подошедших.

– Это не собака. Разве не видишь? Это гоблин.

На клочках куртки подорвавшегося парня были десантские нашивки.

Гоблины – так называли десантников боевики.

Когда Асланбек очнулся, ему что-то положили в рот.

– Тебе будет легче, – объяснили. – Жаль, шприцов нет.

И в самом деле через несколько минут боль ушла, и вместо свирепой злости снизошло умиротворение. Он смотрел на те же пустынные холодные горы – и видел теперь, что они прекрасны. Как когда-то в детстве. Вместо ледяного ветра его теперь овевал летний ветерок, ласкавший щеки. Тело было воздушно-легким, покоившимся на пуховой земле. Асланбек прислушался: откуда этот странный звук, похожий на тиканье часов? Но страх еще не мог вползти в его душу – слишком ярким и нежным, счастливым и необычайным был пока мир. Он знал: даже если бы он сейчас смотрел в глухую стену, она казалась бы ему прекрасной, и он был бы все равно счастлив. Вот только тяжесть в плече. Его покалывает, как-будто отлежал руку.

Бывает же такое – ему вдруг почудилось, что он уже видел то, что сейчас с ним происходит. Может, это было во сне? Или он предвидел все? Как лежит сейчас, как ветер тикает в горах…

– Салман, ты слышишь… словно «тик-так… тик-так»…?

Друг отрицательно помотал головой.

– Это наркотик, – сказал он.

Асланбеку хотелось открыть глаза, хотя они были открыты. А если открыть их пошире – увидит он тогда что-нибудь еще?

И он увидел. Высокая, резная, дубовая дверь. Тяжелые шторы. Он лежит. Полутьма. Тусклый оранжевый свет падает откуда-то сзади… Из угла, от какого-то ящика слышится «тик-так». И вдруг скрипучие створки двери распахиваются… А там – ничего. Небо, солнце и головокружительная высота распахнутого трапа летящего самолета. И смертельная слабость страха в ногах.

– Ты куда?!!! – его кто-то схватил за рукав. Это был парень из их отряда.

Асланбек взвыл от боли. И сразу понял, что стоит у обрыва горы и смотрит вниз.