Сергей Каратов - Тайны тринадцатой жизни

– Как больной?

– Смычкин приподнял носилки, как бы взвешивая их, и сказал:

– Состояние пострадавшего средней тяжести.

Тут кто-то примчался с криками к машине скорой помощи и стал требовать поехать на соседнюю улицу, на которой у одного дома оторвался балкон и упал на стоявшую под ним иномарку. Гарик с Владленом быстро втолкали носилки в машину, залезли в неё сами и вместе с доктором поехали выручать придавленных в машине людей. Ими оказалась влюблённая парочка, застигнутая в тот момент, когда они в салоне с тонированными стёклами занимались любовью. С ними, к счастью, ничего не случилось, но ни выбраться из салона, ни одеться влюблённые не имели возможности. Их пришлось вызволять с помощью лома и болгарки, которые принесли люди в спецовках и касках, работавшие на строящемся по соседству доме. Пока вытаскивали раздетых молодых людей, над ними успели позубоскалить и Смычкин с Гариком, и пришедшие на помощь строители. Даже врач скорой помощи не устоял перед соблазном съязвить по поводу любовной ловушки. Одеваться влюблённым пришлось на глазах своих спасателей. Гарик шарился в тёмном, искорёженном и сплюснутом салоне и специально не торопился отдать девушке её аксессуары, чтобы подольше растянуть эффект от её созерцания. На ту беду появилась ещё одна молодая особа, которая стала направо и налево хлестать по лицу то молодого мужчину, то его, всё ещё голую, партнёршу. Досталось и Смычкину. Гарик, видя, как дама въехала по лицу товарища, успел увернуться от пощечины. Оказалось, что взбесившаяся дама приняла спасателей в трусах за сообщников своего мужа. Она даже раскричалась от негодования и всех подряд обвинила, как она выразилась, «в групповухе».

Выяснилось, что это жена владельца побитого автомобиля, а её пощёчины не что иное, как проявление ревности к своему непутёвому мужу, которого она ждала до часа ночи, полагая, что тот всё ещё не закончил совещание в офисе.

Всюду в Утруске толпились полураздетые люди около своих пустых домов.

Испуганные и трясущиеся не столько от ночной прохлады, сколько от волнения и страха, жители Утруски вдруг увидели, что с горы валит столб огня и дыма. В этих краях никогда с подобным явлением природы не сталкивались, поэтому местные власти вызвали пожарных, и те стали загонять технику на гору Колотун, разматывать пожарные рукава, навинчивать их на гидранты пожарных машин с бочками. Потом все пожарные наряды бросились к образовавшейся огненной дыре посреди горы и стали заливать её с разных сторон. Над ямой на макушке горы образовалось огромное облако пара, которое вскоре пролилось обильным дождём на лишённую сна Утруску. Мало того, что они были в исподнем, да ещё дождь свалился на их бедные головы. Кошмарная ночь всё-таки закончилась, страхи понемногу улеглись, и люди вернулись в дома. В связи со случившимся, всем жителям Утруски было настрого запрещено подниматься на Колотун, пока пробоину в горе не потушат и не забетонируют.

– Это долгая песня будет, – разочарованно махнул рукой Смычкин. – Придётся уезжать ни с чем.

– Ты не прав, на гору можно будет подняться втихую, обойдя посты, – не мог успокоиться Гарик с горящими глазами, которого буквально колотило от предчувствия близкой добычи.

– Придётся отложить, здесь сейчас можно погореть, – веско заключил Смычкин, отдирая задымившуюся подошву башмака от полуостывшей лавы.

И тут друзья увидели, что к горе подъехала служебная легковая машина, из которой выскочил и подлетел к ним запыхавшийся Юстиниан. Первым делом он начал браниться:

– Что это вы опять наделали? Вас ни на час нельзя отпустить одних. Председателю доложили, что по вашей вине случился взрыв на горе Колотун. Пожалуйста, не отпирайтесь! – Юстиниан резко остановил Смычкина, пытавшегося открыть рот, – вас видели, поднимающихся на гору, а вскоре начались все эти утрускинские катаклизмы. И потом, в каком виде вы носились ночью по Утруске, якобы спасая пострадавших. Я немедленно доложу Председателю обо всех ваших приключениях. И, как говорил император Юстиниан: «Дурной умысел оборачивается против замыслившего зло».

– Прозорливости Юстиниана можно было позавидовать, – подумал упавший духом Смычкин.

Другу Уклейкина, студенту физико-технологического института Опёнкину сон был. Он бродил по улицам и мечтал обрести славу поэтов Бодлера или Рембо. Но беда заключалась в том, что он не родился во Франции. «Если б я родился не в Старой Качели, а в Париже, я бы сразу обеспечил себе мировую славу», – мечтал во сне Опёнкин. Неожиданно встретился Архангел Михаил, который дал обещание, что он в следующей жизни родится именно в Париже. И вот через 100 лет он родился снова, а Париж к тому времени превратился в жалкое захолустье. Центр мировой цивилизации перекочевал в Старую Качель.

– Вот, дурень я! – рвал на себе волосы студент Опёнкин. Зато, когда проснулся, то даже обрадовался, что он живёт в будущем центре мировой цивилизации. Значит, ещё не все потеряно, – подумал студент, – осталось только написать гениальные стихи.

Весна, всюду тает снег, ручьи сверху, чистые и прозрачные, протекают по дороге, а со двора, где много скотины, выведенный хозяином на улицу, тоже потёк ручей, но такой коричневый, с переходом в болотный цвет, что, попадая в чистые ручьи из талой воды, навозная вода превращала их в мутно-жёлто-зелёные потоки.

Михаил Михайлович невольно остановился при виде такого притока и задумался над чем-то своим. Он закурил, потоптался на чавкающем снегу, оглядывая странное слияние разноцветных вод, и почему-то вспомнил эпизод, когда он подплыл на лодке к любимому уловистому месту. Впервые он видел эту широкую полосу воды не с берега, сидя на широком старом пне, а со радужную озера. Вода на озере Алатырь до того чистая, что дно просматривается на глубину трёх, а то и пяти метров. На дне раки ползают, и рыбёшки среди камней сигают. В этом окне среди зарослей лип и берёз удобно было закидывать удочку и выводить на берег отменных окуней. А теперь тут сидел мальчишка, и Михаил Михайлович видел, что никакой такой рыбы тут нет, и глубина кажется смехотворно маленькой. Наступило разочарование в этом любимом месте. Приглядевшись внимательней, он увидел полосатого окуня с тёмно-зелёной спинкой, который сидел на обрывке лески, запутавшейся в коряжине. Михаил Михайлович нагнулся к воде, запустил руку, достал довольно увесистого окуня с обрывком лески и отдал его мальчишке. Но чувство разочарования не покидало его. Нельзя человеку знать тайн, которые создавали иллюзию значимости того, во что он верит. Это плохо, когда для него не существует тайн, ибо их присутствие в нашей жизни способствует созданию духовной атмосферы, с непременными надеждами, которым, по мнению мечтателя, обязательно суждено сбыться.