Валерий Терехин - В огонь

Кивнул, чтобы отвязаться, затеребил корешки билетов РЖД, замусолил банкноты.

«Слава богу, хоть билеты правильные взял на нужный поезд. И денег чуть больше, чем в прошлый раз. Не поскупился, остатки дневной выручки. Плеер, плеер, скорее плеер. Лучше Алис Купер, и спускаемся в ад, чтобы разрушить его, Des to Hell…»

Взбудораженный чужой тщательно просчитанной откровенностью, долго остывал, анализировал.

«А с чего это второй человек в партии расщедрился?.. И зачем понадобился Мутнов и мчится, как угорелый, по “дороге смерти” из Килогорска в Вопню?.. А, после, после. Вернуться бы через неделю…»

Но послушать музыку не удалось. Хорунжий грузно поднялся на кривых коротких ногах, привыкших к автомобильному сиденью и никогда не знавших седло, вытащил мобильник, взглянул на циферблат. Потом пихнул в плечо, поманил и приотворил дверцу. Порыв свежего насыщенного гнилостными испарениями болотного воздуха обдал ноздри.

«Твоими копытами, Хорунжий, разноску по осям метить, когда эту хибару определят под реконструкцию и затеют евроремонт… Занервничал, соратничек. И чего дёргается?.. Может, дали команду подставить самого Нагибалова?.. А через него основного, неприкасаемого?.. Значит, московские либерасты затеяли очередную операцию “The death to Siloviki” [11]по плану, спущенному через американское посольство. Силовики сейчас под прицелом Запада. Измаранные в СМИ, размазанные по позорным абзацам в Рунете, они всем мешают. Хорунжему без помощи куратора не обойтись. Но у меня с шефом связь напрямую, через обходной канал, вам с Мутновым неизвестный… Ну, что, сыграем в аппаратную игрульку, москвичи?!»

Хорунжий повернулся, задев массивным плечом шаткий косяк. Тяжёлые каблуки бездельного соратника запрессовали ноющую лестницу. Провожая в темноту к тропинке, опять врал:

– Слушай, Мутнов сейчас притаранит просроченные бланки. Звонил еще до тебя, распекал, мать его… Недовольство своё высказывал, уши прожужжал про какие-то декларации-сертификаты. Подсуетись там, в Харькове, выясни, в чем закавыка, посодействуй… Мы же пару раз в Бутово проскакивали, оформляли товар как конфискат, годный к реализации. Только последнюю партию сволочи с таможни попридержали. А без сертификатов этих парфюм в магазины не возьмут. Мы же с продаж кэш имеем, обналичиваем, начисляем зарплату для членов оргкомитета, ну, это между нами… Ладно, ладно, ступай, не до тебя уже. Вон пацаны-расклейщики припёрлись…

В настоянной хвоей темноте, уходя, оглянулся, никому невидимый, и заметил знакомый внедорожник с “кенгурятником”, подъезжавший к молодежному клубу, где загнивал в мутной грязи интриг их конспиративный подвал.

«“Продолжай висеть сумасшедший бриллиант…” Да уж, будет прохиндей Мутнов тащиться к чёрту на кулички в вонючую Вопню из-за каких-то деклараций. Небось, везёт схему аппаратных подста́в. Хорунжий – тупой, ему по телефону не растолкуешь, как нужно шефа дожевать и выплюнуть. И, видать, изрядный гешефт посулили обоим за сдачу Нагибалова. То-то Мутнов прибарахлился, одет с иголочки… Измаялись соратнички, хочется во власть с секретаршами. Хорошо, пусть будет всё, как вы хотите. Я, как и положено лоху, попрусь на заклание в запорожскую глубинку. По радио передавали, там нынче чернозём плавится…»

И вытравив из души остатки страха, словно смрадный трос из канализационного люка, постановил: «Послезавтра выйду на точку. Там и разберусь».

Наушники вибрировали, грозя вот-вот слететь с мочек: в голове метались прощальные вопли престарелых рокеров из легендарной архангельской группы «Облачный край», выпустивших на старости лет альбом «Патриот», чтобы уложиться в пиар-тренд и снова пролезть в хэдлайнеры.

Закинув за плечо спортивную сумку, он неспешно шагал по подземелью Курского вокзала, снаряженный и экипированный Миленой.

«Привыкла к моим поездкам, хоть и закатила в полночь истерику. Впустила молча, а в прихожей вздрючила за позднюю явку и за то, что разбудил, а ей завтра на работу. И потребовала отчет по всей женской форме, зеленоглазочка, где, мол, и с кем. Вот я эту ненасытную форму и заполнил…»

Он выбрался из подземного перехода на перрон. Смахнув с ушей телефоны, вдохнул подсохшими ноздрями утреннюю росяную свежесть с примесью путейской гари.

«Надо было взять фамилию супружницы, когда расписывались… Был когда-то Олег Владиленович Обухов, он же герой выдуманной им самим “Истории обыкновенной американской рок-группы” [12], то бишь Элвин Ауэрс, экс-“Монолит”, у которого, вполне вероятно, последовала сольная карьера… А теперь есть Иван Петрович Сидоров и его жена Милена Облезлова, девичья фамилия, кстати. А так получился бы Иван Петрович Облезлов. Даже прикольно. Впрочем, уже без разницы, какая у меня фамилия… “Нас нет, остались только чёрные дыры!”, – пел четверть века назад некий разнесчастный неудавшийся журналист, выпрыгнувший в окно от сознания собственного бессилия что-либо в жизни изменить… И меня давно уже нет. Есть мое дело, как последний прощальный альбом, которой все никак недозапишу и не сэмплирую. Милена, молодец, провозилась вчера весь вечер у плиты с советской сковородкой, доставшейся от бабушек и дедушек. Котлет наделала. Хватило и на завтрак, и на поезд. Всё стращает микробами на поручнях эскалатора, таксофонными трубками. А мне в жестяном коробе париться сутки. До Курска ещё ничего, а за Воронежом испекусь…»

На платформе зашевелились: видавший виды локомотив тащил с пути на путь дюжину побитых купейных и плацкартных вагонов, истёртых ветрами, измолоченных дождями и ливнями, скрежетавших колесами так, что визжали избалованные столичные рельсы.

«Скорый поезд “Москва – Запорожье”… И снова в бой, подъём – отбой».

Стиснув зубы, вспомнил самую первую поездку, когда застрял в Бо́логах, на полпути от Запорожья к Воронцовску, и не к месту и не вовремя проснулась боль в колене: словно зубчатый бурав, засверлила изнутри коленную чашечку. Ему оставалось пройти по ночному неосвещённому поселку и попасть в нужный адрес. Вокруг расстилалась восхитительная украинская ночь с чистым чёрным небом, негаснущими вечными звездами. Лёгкий ветерок, насыщенный запахами полыни и созревших бахчей, овевал лицо, а он уже не мог идти. И чтобы добраться до нужной хаты, где ждали пакет с агитационными CD-болванками, распрямил ногу, точно приставную деревянную, и, не сгибая, тыкаясь ступнёй в землю, словно палкой, заковылял. Поспел в срок к заветной калитке, дёрнул звонок. Вдруг из-за плетня выскочила с оглушительным лаем здоровенная мохнатая ха́ска и, окатив пеной из раззявленной пасти, прокусила сумку, которую едва успел подставить. Послышалась ругань с крыльца, и заспанный хозяин отогнал косматую псину.