Валерий Терехин - В огонь

В. Л. Терёхин: Уровень жизни в «суверенной Молдове» упал. Предположим, не существовало бы ни Гагаузской республики, ни Приднестровской. Где бы тогда лидеры Молдовы искали врагов?

И. Н. Смирнов: Боже мой! Центр – это дежурный враг! А если бы и его не было, тогда досталось бы вдвойне старым руководителям, государственному строю. Вы посмотрите, что происходит: национальный доход Молдовы упал, дефицит уже приближается к двукратному превышению всего бюджета. И в это время Молдова покупает пшеницу в Казахстане и отправляет её в Румынию, а оттуда вывозит компьютеры, магнитофоны, видеотехнику и кассеты.

В. Л. Терёхин: Всё ли вас устраивает в новом Союзном договоре? Не думаете ли вы, что это очередная соломинка, за которую хватается союзное руководство?

И. Н. Смирнов: Конечно, не всё устраивает, но мы рассматриваем его как первый шаг по созданию нового Союза.

В. Л. Терёхин: Если произойдут структурные сдвиги в Центре, какой вам видится перспектива Приднестровской МССР?

И. Н. Смирнов: Мы переживаем трудное время становления, но у нас достаточно средств и мощностей, чтобы развиваться должным образом. Народ нам выразил доверие. Люди понимают, что другого выхода нет: они хотят защитить себя и будущее своих детей.

В. Л. Терёхин: Будучи одним из основателей движения «Демократическая Россия», а потом и Демократической партии России – ДПР, председателем которой вы сейчас являетесь, вы обладали очень высоким рейтингом во власти в конце 1991 года. И вдруг такой неожиданный уход в будничную, повседневную работу… Что подтолкнуло вас к такому решению?

Н. И. Травкин: Я всегда считал, что создание многопартийной системы – основа для будущей демократии и для построения нормального общества. И каких-либо амбиций насчет рейтинга у меня не было. Почему состоялся уход? По натуре я – производственник. У меня нет некоторых человеческих качеств, какими обладает иной политик. В политике я активно участвую с 1989 года. Но в своих решениях порой безапелляционен и как только ДПР – партия, в создание которой я внёс весомый вклад – встала на ноги, это стало мешать.

Тогда был создан политсовет ДПР и введена освобожденная должность заместителя председателя. Меня же влекли не столько красивые программы, сколько возможность реализовать их практически в жизни. У меня, кстати, не было недостатка в предложениях: я мог бы сейчас пребывать и в «Белом доме» и на Старой площади. На уровне края, области – препонов не было. Но я выбрал район. Потому, что какие бы программы не писали, решения нужно искать в са́мом низу. Почему сельское хозяйство? У нас везде надо реформировать, но самый главный вопрос – вопрос питания. Голодный человек никогда не сможет стать демократом – только сытый. Шаховской район – типовой, причем не столько для Московской области, где, в целом, сильно развита индустрия, сколько для Нечерноземья. Здесь я начинал каменщиком, бригадиром. Ну, а строительство на селе – это знакомство с сельским хозяйством, с животноводством.

Пресса попыталась изобразить уход сюда как политическое изгнание, что, вот, мол, ДПР заняла другую позицию, как только Травкин стал критиковать курс правительства – это не так. Демократическая партия России и я поддерживаем стратегию, нацеленную на рынок, на демократию, но тактику движения предлагаем иногда другую. Не было обид со стороны Гайдара, Бурбулиса, было и понимание Ельцина. Ведь правительство сейчас в большинстве своем состоит не из практиков. Вот я и решил: давайте установим прямую связь. Вот вы выпускаете закон и если он не идёт – у меня есть и желание, и опыт накоплен, как сломать номенклатурное сопротивление на местах. Но если уж не идёт дело у меня, тогда надо вносить коррективы в ваше законодательство.

В. Л. Терёхин: Получается так, что расстояние между Шаховским районом и Москвой – это путь от правильного закона, громкого постановления к реалиям современной России. Но возможна ли сейчас прямая связь между «верхами» и «низами», между государственной номенклатурой и народом, которые живут в разных мирах, или разрыв непреодолим?

Н. И. Травкин: Прямую связь установить невозможно при всем желании. Президент и правительство действуют на макроэкономическом уровне, отнимающем максимум времени для решения. И необходима тщательнейшая сверка этих глобальных задач на каждом этаже административных и законодательных органов. Прямую информацию иметь нельзя. Вон Ельцин и Хасбулатов съездили в Рязань и Саратов, увидели колбасу по 160 рублей и давай снимать директоров торгов. А в Москве – так колбаса по 300. Но ведь вы же обязаны понимать: либо мы идём к рынку, либо не идём и административным способом станем решать проблему свободных цен. Правительство хочет сказать: мы добрые, а администрации на местах злые – отпустили цены. Но сейчас надо идти всем вместе – от президента до сельсовета. Нельзя бросать друг друга. И приходиться организовывать прочные связи снизу доверху для объективной корректировки.

Ну, а насчёт разных миров? Это будет продолжаться долго. Мне кажется, что виток новой номенклатуры повторился в бессовестной форме. Прежние хоть боялись демократов, а эти открыто стали пересаживаться на «членовозы», вселяться в дачи. Такой охраны у Кремля, как сейчас, раньше не существовало. Это от кого охраняют, от народа? Чего боитесь? Если чувствуете, что делаете что-то неверно, исправьте. Правительство теперь, в основном, пришло из лабораторий: кто-то руководил кафедрой, кто-то летал на самолёте. Но у Руцкого более практической сметки, чем у других. Ну, а насчёт деятельности таких, как Шахрай, Болдырев – люди руководили двумя-тремя сотрудниками, а сейчас им отдали страну, 150 миллионов человек народа. Вот напринимали законов, а недочётов в них немало. И задача демократических и политических сил здесь – одёргивать, отрезвлять. Если мы собираемся какие-то реформы делать, то должны выбирать на кого мы обопрёмся. Прежние ребята опирались на социальный слой номенклатуры, прикармливали часть рабочего класса. А на кого сегодня опираются? На рабочий класс? Нет. На крестьянство? Нет. На интеллигенцию? Нет. На предпринимателей? Нет. На люмпенов? Тоже нет. Реформы стали как бы самоцелью, не связанной с живыми людьми, с производительными силами. Я затрагивал эту тему, и буду затрагивать на съезде.

В. Л. Терёхин: Какая форма организации сельскохозяйственного производства наиболее реальна в Подмосковье – колхозы, совхозы, фермерство, аренда, частное землевладение?