Борис Алексеев - Ищите интонацию. Сборник коротких рассказов

Фёдор взял кисть и стал круговыми движениями плавить краску по левкасу. Понятие «плавь» – чисто русское. Византия не знала подобного метода наложения краски. Жидкая акварельная красочная масса под кружением кисти образует поверхность пульсирующего тона. И это не небрежная неровность, но способ заставить будущее изображение… «дышать». Да-да, именно дышать! Нижние красочные плави, укрытые позже многими лессировками [10]– это «лёгкие» будущей иконы.

Оттого древняя русская икона, несмотря на всю её каноническую условность, воспринимается как живая, но живая «не по плоти, а по духу».

Увы, сейчас мало, кто так пишет.

За работой время, которое, как правило, никогда никуда не спешит, начинает торопиться.

На улице стемнело. Фёдор включил настольную лампу и при электрическом тёплом свете оглядел работу. Икона шла нормально. При новом освещении он увидел некоторую неясность отдельных тональных отношений, но это было легко поправимо.

Федя решил не обижать маму и отправился, наконец, на кухню.

Когда через двадцать минут он вернулся в мастерскую… его уже ждали.

У рабочего стола стояли два человека. Складки простых суконных монашеских мантий, длинные пологи капюшонов древнего образца, как чёрные реки, несли свои «воды» среди гористых неровностей иноческой одежды. Один из гостей казался старше другого. Впрочем, внешность монаха всегда обманчива.

– Здравствуй, Феодор, – распевно произнёс старший монах, – прознали мы, что ты в воспоминание Андрево икону пишешь. Так ли?

– Д-да… – с трудом ответил ничего не понимающий Федя.

– Вот же, Андрей-то, гляди, – монах указал на товарища лёгким касанием, – Рублёв, он и есть.

Федя больно ущипнул себя за ухо, он видение продолжилось.

– Господи, радость какая! – вскипело сердечко Фёдора. Он бросился к столу, – Икона ещё не закончена, осталась пропись…

– А то мы не видим! – засмеялся старший, взяв с рук Фёдора икону.

– Данила, что зря шумишь. Лучше дело скажи, – нарушил молчание второй монах, которого старший брат называл Андреем.

– Даниил Чёрный!.. – не веря своим глазам, пролепетал вконец смущённый Федя.

– Чёрный? Почему «чёрный»? – удивился монах, – Ах да, говорили мне, что писаны об нас с Андреем какие-то «Сказания…». Да много ль там правды?

– Ты вот что, Феодор, – перевёл на себя разговор Андрей, – когда мы уйдём, помолись отцу нашему богоносному Сергию. Он нас к тебе послал. Просил передать, что б шёл ты своей дорогой. А ежели какое препятствие повстречается на пути, не унывал и просил помощи у Бога. Да нас, грешных, в своих молитвах не забывал. Это для вас мы преподобные. Нам-то Господь указал место. Все мы учимся любить. Сначала на Земле, потом на Небе. Если тебе кажется, что Господь рядом с тобой, пришёл ради тебя и от большой к тебе любви, знай: не Господь с тобой рядом, а бес лукавый. Тебе самому идти до Бога надлежит, тебе самому! И не слушай «хитрецов крестопоклонных». Много их. И накормят, и спать уложат. Утром проснёшься, а крестик подменили. Не тот крестик, и надпись на нём не та…

Андрей замолчал и через плечо Даниила взглянул на икону.

– Лепно пишешь, толково. Только ешь меньше и икону люби. Познаешь великое от неё утешение!

И тут Фёдору стало плохо. От обилия нахлынувших чувств он рухнул было на пол, но Андрей подхватил юного изографа и бережно положил прямо поверх каких-то бумаг на диван…

P.S.

Когда Фёдор пришёл в себя, никого в мастерской не было. Он лежал на диване, боясь повернуться и оглядеть комнату целиком. Его страшила будущая правда о том, что дорогих сердцу гостей нет.

Фёдор медленно приподнялся, подошёл к столу и взглянул на…

Икона была дописана чьей-то невероятно сильной рукой и буквально искрилась художественным мастерством и молитвой. Он взял икону дрожащими от волнения руками и поцеловал край доски. «Господи, сподоби меня на такое письмо!» – вздох восторга и одновременно страха вырвался из его уст.

– Это и есть теперь твоё письмо, – ответил как бы ниоткуда голос Андрея.

Фёдор опустился на колени перед образом преподобного Сергия Радонежского и стал горячо молиться Богу.

Боря прикрыл ладошками полные слёз глаза.

– Боря, не три глаза, что случилось? – мама бережно опустила Борины руки.

– Мама, три… три… – Боря начал говорить, но слёзы вновь брызнули из его глаз.

– Боря, успокойся, пожалуйста, и не три глаза! – с ноткой строгости в голосе повторила мама.

– Мама, три…

– Что «три»? Объясни, наконец, что случилось?!

– Мама, три… ноль, мы проиграли три ноль! Мне страшно, мы проиграли!..

– О, Господи, всего-то!

В тот памятный вечер команда российских мастеров кожаного мяча проиграла малоизвестной сборной Уэльса с позорным для Российской империи счётом 0: 3. Для Бори полуторачасовое Национальное позорище стало худшим периодом его одиннадцатилетней жизни.

Боря «с детства» увлекался футболом и мечтал стать великим футболистом.

Как правило, такие мальчики посещают футбольные секции и школы. Но Боря об этом как-то не задумывался. Само прикосновение к мячу окрыляло его мечтательную натуру, и он часами гонял в полном одиночестве по двору коричневый ниппель, представляя вереницу окон дворового колодца как эллипс Большой арены в Лужниках, или, на худой конец, Estadio Santiago Bernabеu [11].

Однажды отец, уезжая в многомесячную командировку, снял на лето для мамы с Борей дачу в Подмосковье. Лишь только по приезду распаковали вещи, Боря взял мяч и побежал на край деревни. Он приметил в поле за коровником футбольные ворота, когда они с мамой съезжали с большака на деревенскую улицу. На самодельном футбольном пятачке с двумя покосившимися воротами никого не было. Боря по привычке предложил капитанам команд жребий. Его команде достались правые ворота и право первого удара по мячу. Игра закипела. Боря, сверкнув дриблингом, обыграл подряд трёх защитников противника и был готов пробить в дальнюю девятку, как услышал за спиной смех деревенских пацанов:

– Эй, ты, толстый, ворота не сломай!

Я совсем забыл сказать, что Боря действительно был упитанным мальчиком. Слава Богу, в одиннадцать лет едкие насмешки ещё не ранят глубоко и нестерпимо больно.

Боря на бегу попытался обернуться, но споткнулся о кочку и кубарем покатился по траве. Когда он встал, ребята уже подошли и встали в кружок, с любопытством рассматривая новичка.

– Ты чё, футболист? – спросил высокий рыжий парень с лицом в красно – коричневую кнопку.

– Да, – ответил Боря, – я занимаюсь.

Зачем он стал врать, ведь никто его к этому не побуждал? Очень захотелось казаться в глазах этих мальчишек большим и сильным. (Первый мужской звоночек прозвонил в его сердце, сработав на опережение неторопливого времени жизни.)