Роман Воликов - Тень правителей

– Прецедент, – сказал он. – Раньше с этого поста только выносили, в прямом и переносном смысле.

– Решение, в целом, верное, – сказал Стальевич. – Старику пора уходить. Слишком он из того, советского времени. Так что вопрос не в этом, вопрос – кто его сменит.

– И кто же? – спросил он.

– Вот в этом, как раз, и заключается фокус. Мефодьич не назвал преемника. Может, хитрит, а, может, в самом деле, не знает, кому передать власть.

– В окружении впечатляющих фигур нет, – сказал он. – Берёза, конечно, прёт как бульдозер, но из него президент, как из меня Папа Римский. А что Таня?

– Таню устроит любой, кто даст гарантии неприкосновенности, – сказал Стальевич. – Больше её ничего не интересует. Сдаётся мне, мой друг, что настало время сбросить одним взмахом руки все фигуры с шахматной доски и посмотреть по сторонам. Кстати, всё забываю спросить, как у вас отношения с Х на нынешнем этапе?

– Как поживает Ксюха? – они столкнулись с Леонидом Борисовичем в Белом Доме почти случайно. – Может, вернешь красавицу в alma mater? У нас для неё прорва работы.

– Никак, – сказал он. – Нянчит грудничка, Андрей Петрович витает от счастья.

– Зря ты его турнул из министерства, – сказал Леонид Борисович.

– Вопрос не ко мне, – сказал он. – Ксюха поставила ультиматум. По её мнению, переместиться из министерского кресла в камеру предварительного заключения очень легко. А у неё ребенок. По её же мнению, должность президента нефтяной компании куда более устойчивая.

– Как знать, – сказал Леонид Борисович. – Все под богом ходим. Тебе привет от Х!

«Между прошлым и новым затеряться легко, – подумал он. – Хорошая строчка, надо запомнить».

Идея Стальевича была сырой, но и вся их государственная деятельность тоже была вполне сырой. Картезианской, иногда посмеивалась Юлька, слушая его, движетесь методом проб и ошибок, слава богу, я в этом не участвую. По каким сторонам смотреть?

– Упростим задачку, – сказал Стальевич. – Есть всего две группы, способные к прагматическим действиям. Нарождающиеся олигархи и завидующие им чиновники. Вероятность консолидации каждой из этих групп вокруг одного лидера почти исключена, первые, на уровне подсознания, всё ещё боятся человека в форме, вторые – убоги по своему содержанию. Так что извечная русская беда – Семибоярщина – нам не грозит. Нам бы третье сословие, но его нет, а то, что есть, больше думает о себе, чем о стране. Тем не менее, выбирать надо в зазоре, чтобы человек был чужим среди своих и своим среди чужих.

– Зазор это мы? – усмехнулся он.

– Нет, – сказал Стальевич. – Мы за ширмой. Это наша судьба.

– Я встречалась с Леонидом Борисовичем, – сказала Ксюха. – Закормил меня в японском ресторане так, будто я из голодного Поволжья. Я, что, плохо выгляжу?

– Что предлагал? – спросил он. – Любовь до гробовой доски?

– Типа того, – сказала Ксюха. – Предложил возглавить закрытый бордель в Швейцарии. Сказал, что клиенты только свои, типа, зачем тебе этот совок с Андреем Петровичем, там чистота, горный воздух, дитя в цивилизованной обстановке вырастет. Странные существа мужчины. Искренне убеждены, что женщина должна быть или блядью или домохозяйкой, третьего не дано. Зачем мне бордель в Швейцарии, когда у меня здесь свой зоопарк, куда более привлекательный, – недавно он назначил её пресс-атташе администрации.

– У великих свои причуды, – сказал он.

– Да уж, звездятся со скоростью ветра, – сказала Ксюха. – Я тут смотрела выступление Х по ящику, так умильно рассуждал о несчастных нефтяниках в тундре, аж противно.

– Нужен такой, – помедлив, сказал Стальевич. – Такой никакой. Бесцветный, чтобы между струйками умел. Но умный. И, желательно, здоровый и спортивный, Мефодьич со своим пьянством уже всех задолбал. Что ты думаешь о…, я его ещё в Ленинграде приметил, подлез к питерскому как-то невзначай, неприметно, и также плавно отполз, когда питерский начал из себя Герцена изображать. Разведчик, одним словом.

– Я его почти не знаю, – сказал он. – Но у него же нет никакого управленческого опыта, не справится с нашей махиной.

– А кто справится? – не согласился Стальевич. – Все бездари. Я бы Пиночета пригласил с Леонтьевым, но не поймут, да и я сам себя не пойму. Как говорил Рузвельт, «демократия – не лучший способ управления, но хотя бы понятный». Наелись деспотизма за последние пятьсот лет досыта, хватит.

– По демократию, если не ошибаюсь, это слова Черчилля, – сказал он.

– Неважно, – сказал Стальевич. – В Питере его карликом называли, почти в глаза. Ничего, терпел. Значит, умеет плыть по обстоятельствам.

– Затаённая амбиция как гремучая змея, укусит, не предупреждая.

– А вот это наша работа, – сказал Стальевич. – Колдовать над противоядием. Во всяком случае, этот вариант лучше, чем кто-то из олигархов. Они и так на предельно близкой дистанции к престолу, прорвутся, свалимся в Средневековье. Благое пожелание экономистов – прокормить какое-нибудь московско-тюменское княжество куда проще, чем огромную страну. Да и ненавидят они друг дружку люто.

– Будем давить олигархов? – спросил он.

– Ни в коем случае, – сказал Стальевич. – Сдерживать будем всеми мерами, но не обижать. Без системы сдержек и противовесов карточный домик сразу рухнет. У олигархов есть одно огромное преимущество – они собираются жить здесь. Это, пожалуй, единственное, что внушает оптимизм на сегодняшний день.

Юлька открыла при своем музее крохотный театрик теней. Пятнадцать зрительских кресел, миниатюрная сцена, стены задрапированы тёмным сатином.

– Это не для всех, – пояснила Юлька. – Я даже билеты не продаю. Только для тех, кто устал от аморфности жизни. Ты не поверишь, как-то узнают о театре, запись уже на несколько месяцев вперед, хотя сыграли всего четыре спектакля.

– Любопытство царит в столице. Извини, у меня плохо получается шутить в последнее время.

– Я заметила, – сухо сказала Юлька. – Ты придёшь?

Они сидели рядом, взявшись за руки как два воробышка, как когда-то в юности. Над пологом суматошно носились петрушки, разыгрывая народный вариант «Золотого ключика». Мальвина показалась ему похожей на Ксюху, он едва не расхохотался.

«Кукольник управляет пальцами ног, – прошептала Ксюха. – Уникальная техника».

Петрушки в ужасе задрожали, на задней белой стене проявилась огромная тень Карабаса, попирающая всех остальных.

– Я лечу, – громко сказал Карабас. – Я лечу! А вы – ползёте.

Тени петрушек недоверчиво приподняли головы.

– Я лечу, а вы ползёте. Дураки, вы дураки…

10

Берёзу сокрушили неожиданно легко. Тогда он впервые подумал, что они недооценивают карлика. В целом, он неукоснительно двигался по предложенной им и Стальевичем схеме, коммерческие структуры Берёзы обложили со всех сторон, вышедший на покой Мефодьич в ответ на жалобы сказал общие ободряющие слова, что в переводе означало: «Пошёл на хрен, выкручивайся сам!». Очень вовремя удалось накрыть ракетой Дудаева, вторая чеченская война очевидно превращалась в победоносную. Берёза выглядел раздавленным, он был готов искупать грехи тишайшим губернатором Чукотки или Ямала.