Михаил Успенский - Богатыристика Кости Жихарева

– Глобальный, – позвал он и пошевелил плечом.

– Чего? – недовольно откликнулся паразит-наездник.

– Знаешь, что такое перекати-поле?

– Знаю, конечно, – зевнул вожатый. – Растения такие…

– А вот и не знаешь! – обрадовался Костя. – Перекати-поле – это скелеты мертвых Колобков!

Он-то ждал, что в ответ раздастся обычное хихиканье (над своими-то шутками Колобок очень даже смеялся), но седок молчал, и молчание было таким выразительным, что Жихарев остановился.

– Еще до чего додумаешься? – сказал наконец вожатый, и голос его сделался таким холодным, словно стужен был Колобок не на окошке, а в ледяных безднах Дальнего Космоса при температуре Абсолютного Нуля.

– Так это… Прикольно же… – пробормотал Костя и понял, что снова ляпнул что-то не то. С ним такое не раз бывало, когда он пробовал сказать что-нибудь остроумное. «Ты, Костян, когда приколоться захочешь, сперва кричи: поберегись, шутить буду!» – говорили ему друзья в спортзале.

Правильно говорили.

И отец правильно говорил о пращуре, который однажды неудачно пошутил…

– Ну, – сказал Колобок.

– Чего – ну? – спросил Костя.

– Того и ну! – сказал Колобок. – Я жду.

– Чего жду? – спросил Костя.

– А то ты не понимаешь! – сказал Колобок.

– Не понимаю, – признался Костя. – Это же прикол такой…

– Ну-ну, – сказал вожатый и заорал: – Кузьма! Где вас с Демьяном черти носят?

– Мало ли что, – подлетел филин.

– Бери меня и неси отсюдова подальше! – скомандовал Колобок. – Неси в такие края, где люди раньше думают, а потом уже рот разевают!

– Тем более, – сказал филин, подхватил вожатого за ворот и свечой, как голубок, пошел вверх.

– Стойте, стойте! – заорал мальчик изо всех сил – так что ночная птица словно бы влетела во встречный воздушный поток и запнулась в небесах.

– В чем дело? – поинтересовался Колобок. Филин держал его, зависнув в воздухе. Сейчас они походили на эмблему какой-то зловещей иностранной разведки: хищная птица распростерла крылья над миром, а в когтях круглый череп.

– Я… Я извиниться хочу, – сказал Костя. – Прости меня, Колобочек. Я опять сто пудов накосячил… Это у нас семейное…

– Это у вас точно что семейное, – сказал Колобок. – Как пошутите, так сейчас же какая-нибудь Столетняя война начнется…

– По правде, у меня от голода уже крыша едет, – сказал мальчик.

– Ничего, – сказал Глобальный. – У Микулы отъешься… Он тут неподалеку орет…

– А почему не слышно?

Удивителен русский язык!

Глагол «орать» когда-то означал «пахать».

А в некоторых деревенских говорах и сейчас «пахать полы» значит – «подметать в доме»…

В общем, понятно, чем занимался Микула Селянинович – шел по пашне, налегая на соху. Соху тащила соловая кобылка.

Былина про Микулу была в прежние годы очень популярная. Ведь в ней выведен образ трудового крестьянства как опоры державы. Да еще в конце былины герой обещал напоить-накормить мужичков совершенно бесплатно, как положено при коммунизме…

Стоп. Ни о каком крестьянстве речи не идет, поскольку в древние времена и слова-то такого не было. И наш Микула не «Крестьянинович» (сын христианина), а именно что «Селянинович», потомок сельского жителя. Хлебороб, землепашец, земледелец, оратай… Есть еще слово «землероб».

Но это какой-то странный землероб. И средства производства у него нетипичные:

Железный лемех – это, конечно, хорошо, но уж из булатной стали – явный перебор: ври, да меру знай! Да и украшать соху серебром и золотом никто бы не додумался! Не говоря уже о том, что шелковые гужи сами бы выскальзывали из рук.

И оделся Микула совершенно неподходящим образом:

Идти по борозде в сапожках на высоченном (воробей пролетит!) каблуке как-то затруднительно. А на черном бархате будет видна любая соринка.

Мог ли простой землепашец позволить себе такое?

Землепашец не мог. А вот царь запросто.

В древних земледельческих цивилизациях начало посевной кампании непременно было торжественным ритуалом. Первую борозду собственноручно прокладывал и Желтый Император в Древнем Китае, и Верховный Инка в Перу, и многие другие властители. Понятно, что не в обноски были они одеты и не палкой-копалкой вооружены…

Так что происхождение у Микулы весьма почтенное, и, пожалуй, он тоже относится к группе «старших» богатырей. Тем более что «сумочка скоморошеская» с тягой земной принадлежит именно ему. И доехать до него конная дружина никак не может, хотя и слышит, «как орет в поле оратай, посвистывает», а соха его «поскрипливает». И соху эту вся дружина поднять не в силах. И в боевых действиях он, как и Святогор, не участвует…

Ан нет! Участвует! Когда Вольга говорит волшебному пахарю, что пожаловал его, Вольгу, князь Владимир тремя городами, и теперь он едет туда «за получкою» (данью), Микула его предупреждает:

Оказалось, у тех разбойничков наш гламурный трудяга покупал соль, но мужички заломили такую цену, что поневоле

Вот тебе и мирный труженик. Конечно, Вольга уговорил Микулу ехать с дружиной – у пахаря богатый опыт тарифной войны… И посадил в тех городах наместником.

О чем тут речь? О том, что селянина в городе постоянно норовят обобрать? Не только. Перед нами хорошо известная по учебникам истории Средних веков борьба феодалов с горожанами.

Тут и знаменитое Микулино угощение можно понять совсем по-другому:

В былинах и песнях многих народов с жатвой, молотьбой и пьяным угощением обычно сравнивается… битва! Как в «Слове о полку Игореве»: «Тут достало (то есть хватило) кровавого вина: сватов напоили и сами полегли»…

Вольга когда-то был звериным богом Велесом. Микула – богом земледелия. И вот эти бывшие боги отправляются на пару потрошить мужичков… Воистину, со временем все мельчает!

– А Микула – тоже хтонический? – спросил Костя.

– Конечно. Он ведь не летает и не плавает. Занимается в основном землей… Э, что это с тобой?