Мария Семёнова - Мир по дороге

Много ли в Саккареме таких молодых военачальников? Пожалуй, только один…

Он не стал спрашивать, что случилось в деревне и кто обидчики. И так было всё ясно. Он лишь скользнул взглядом по лицу Волкодава, ибо тот слишком уж отличался от местных, и негромко обратился к Кинапу:

– Друг мой… Мы только дадим отдых коням и сразу продолжим погоню. Скажет ли кто-нибудь, куда направлялись урлаки?

Кинап вздохнул и ответил:

– Моя мать могла что-то запомнить. Она рада будет рассказать тебе всё, что сумеет, господин Хум.

Люди комадара валились с ног от усталости, но, когда Тайлар Хум приказал всем рыть вместе с горцами могильную яму, ни один даже не заворчал. Может, потому, что предводитель, сбросив кольчугу, первым вытащил из седельной сумки складную походную лопату. Это притом, что одна нога у него еле сгибалась.

Твёрдая каменистая земля подавалась неохотно, но мужчины трудились с тем угрюмым упорством, которому мало что способно противостоять.

– А зол ты копать, – разогнувшись перевести дух, сказал Волкодаву молодой знаменосец по имени Найлик, тот, что пытался учить Кинапа почтительности. – Ты, малый, верно, нездешний?

Венну не хотелось с ним разговаривать, и он промолчал. Поняв, что не дождётся ответа, Найлик передёрнул плечами, криво усмехнулся и вновь взялся за работу.

Когда из-за плеча горы выплыла Луна, уже немного ущербная, но по-прежнему яркая настолько, что по земле протянулись тени и стали различимы цвета, – к яме с рук на руки поплыли тела, закутанные в покрывала, скатерти и ковры. Большие тела и совсем маленькие. На родине Волкодава с похоронами повременили бы до третьего дня, но здесь держались иного обычая. Он заметил, как Тайлар Хум расправил добротный меховой плащ и постелил его на самое дно, чтобы замученным было хоть немного уютнее в их последнем жилище. Осиротевшие горянки больше не голосили, даже Айсуран, всё баюкавшая на коленях неподвижную дочь.

– Матерь Луна… – неожиданно то ли простонал, то ли пропел Иригойен.

Оглянулся не только Волкодав. Слишком странно прозвучало здесь, в саккаремских горах, молитвенное пение халисунского жреца.

Волкодав успел испугаться, что парню сейчас заткнут рот. Или, чего доброго, вовсе прибьют, обвинив в срамодействе над мёртвыми. Однако этого не произошло. И жители деревни, и воины мятежного комадара успели слишком многое узнать о жизни и смерти, чтобы, даже не выслушав, закидывать камнями человека, который вместе с ними отдавал последнюю честь мученикам. Ну да, он был халисунец и взывал не к Богине, а к Лунному Небу. И что с того? Среди «золотых», учинивших над деревней расправу, половина были наёмники – сегваны, нарлаки, даже мономатанцы. Но хватало и своих. Саккаремцев. Засыпавших в детстве под те же колыбельные. Обращавших молитвы к той же Богине.

Иригойен пел, плотно зажмурившись, по его щекам текли слёзы. Он протягивал руки к Луне. Волкодаву на миг показалось, будто он держит светильничек или свечку. Но нет, это лишь отблески лунного серебра играли на мокрых ладонях.

Голос Иригойена окреп, обретая звучность и силу. Ту силу, от которой, как думают люди, даже Богам отворачиваться не с руки. Ветер, не проникавший в долину, нёс над серебряными вершинами прозрачные перья кружевных облаков. Свет луны колебался и мерцал, делаясь то ярче, то глуше…

Невесомые тени поднимались над разворошённой землёй, шествовали над скалами, над вечными снегами, над голубыми спинами ледников, – в небесную вышину, с которой улыбался им ласковый светоч….

Воинские люди умеют задавать вопросы и умеют слушать ответы. Волкодав лишний раз убедился в этом наутро, когда Тайлар Хум с Найликом взялись расспрашивать старую мать Кинапа. Он даже ощутил к молодому Найлику что-то вроде уважения. Вдвоём с предводителем они ни разу не вынудили бабку сосредоточить свою память на учинённых «золотыми» насилиях, подталкивая её внимание лишь к увиденному и услышанному ещё до попойки. Случайные имена, разрозненные обрывки речей… По ходу дела мятежный комадар с помощником лишь переглядывались и кивали один другому. Они всё больше казались венну двумя следопытами, разгадывающими запутанную цепочку следов. Сторонний человек и в толк не возьмёт, что за мелочь их привлекла: увядший листок, нарушенный мох, торчащая веточка… – а им уже ясно, что за зверь тут прошёл, и в какую сторону, и примерно где у него может быть лёжка.

Ещё Волкодав понял, что «золотые», говорившие о погоне за отрядом бунтовщиков, выдавали желаемое за действительное. На горных тропах шла безжалостная игра в кошки-мышки. Охотником в ней становился не тот, кому этого больше хотелось, а самый удачливый и сметливый.

Наконец Тайлар поблагодарил обессилевшую старуху, низко поклонился ей и отошёл прочь.

– Я обещал тебе настигнуть урлаков, – потирая больную ногу, сказал он Кинапу. – Теперь, благодаря твоей почтенной матери, я сделаю это не с маленьким отрядом, а со всем своим войском. Во имя Крови и Стали! Я так и предполагал, что сюда свернула полусотня Верлаха, отправленная по наши головы новым комадаром Байшугом!