Надежда Костина - Ни конному, ни пешему…

– Бабушка Яга! Мне Мурза котёночка пообещала родить!

Ядвига недоверчиво покосилась на кошку.

– Ну-ну…

Кошка запрыгнула на стол, фыркнула. Степан Сергеевич с опаской отодвинулся от черной бестии.

– Как там в лесу? Нормально? Лешак не подох еще?

Козодоев отхлебнул травяной настой. Блин, новый год, а он вареную траву глушит! Ромашечку, шиповничек, крапиву или что там Яга намешала…Редкая гадость!

Девочка бросила разбирать подарки и уставилась на деда. Потом встала, уперла руки в бока:

– Между прочим, ёлку мы с ним выбирали. И ёлочка эта с Того леса. И я Туда с дедушкой лешим ходила. Вот!

Степан поперхнулся, глядя на ухмыляющуюся Ягу.

– Ну, знаешь, Лихославовна! Ребенка – с этим уродом! Он же больной на всю голову! Он меня чуть не угробил! За ноги через лес тащил, я все муравейники мордой пересчитал. Лизка, прекрати ржать! А потом с размаху в болото закинул, еле выбрался.

– Я знаю. Дедушка леший рассказывал. Когда тебе было пятнадцать…Ты на старом дубе слово из трёх букв вырезал. Я видела. Он сказал, что это твоя подпись, – невинно моргая голубыми глазками, съязвила девочка.

– Ну, блин, Лизка, ведьма малолетняя! Яга, ты чему ребенка учишь?!

Ядвига пальцем подозвала названную внучку. Лизавета вздохнула, покаянно опустила голову и подошла.

– Давай-ка спать ложись.

– А салют?!

Лизка упрямо вскинула подбородок. Две ведьмы, не моргая, смотрели в глаза друг дружке.

– Салют ещё не скоро. Мы тебя разбудим.

Девочка зевнула и обняла Ягу. Старая ведьма осторожно прижала ребенка, погладила светлые кудряшки. Хитрюга…

Малышка быстро заснула, уютно устроившись на диване. Ядвига задернула плотные гардины. Взяла теплый плед, укрыла Лизку. Вернулась к столу, махнула рукой гостю.

– Садись, Стёпка. Проводим старый год, что ли. Наливай.

– Эээ…А можно?

Козодоев робко взял бутылку, неуверенно посмотрел на Ягу. Налил, осторожно понюхал коньяк.

– Сегодня можно, – ведьма подняла бокал. – За что пить будем, Степушка?

Оба, не сговариваясь, повернули головы в сторону спящей Лизки. В комнате стало теплее, сами собой замигали огоньки на елке.

Домовик застыл в дверях с подносом.

– Хозяйка, горячее подавать?

– Неси, и давай к нам подсаживайся.

Никифор поставил на стол жаркое, оправил пояс, степенно поклонился Яге. Хоть и помнил ее девчонкой сопливой, а ведьма завсегда главнее нелюдя будет. На два мира живёт, две стороны связывает…

Бутылка опустела.

– Не думай, что выучить ведьму легко! – заявила Ядвига, откидываясь на стуле.

– Да я, ничего такого, – слегка заплетающимся

языком начал отнекиваться банкир, но Яга хмуро зыркнула, и слова сами застряли в горле.

– Первую свою ученицу я нашла ооочень давно. Мне тогда не больше полтинника было. Ни опыта, ни мозгов…

В комнате потемнело, в тусклом свете лицо Яги изменилось. Заострился нос, под блеснувшими зелёным огнём глазами залегли тени.

Тикали старые часы, мурлыкала рядом Мурза, с улицы доносились музыка и смех. Старая ведьма тяжело поднялась, подошла к окну.

Козодоев снова хотел что-то брякнуть. Но домовой его опередил, глянул строго, приложив палец к губам.

– Она родилась в захолустье, – откровенничала Яга. – Грязь, убожество и беспросветная нищета. Лет к семи родные замечать стали… всякое. Сперва хотели по-тихому прикопать в лесочке, но потом испугались. Шутка ли – ведьму рядом с хатами убить. В монастырь отвели. Рассказали все как есть. Дескать, девка – ведьма, отродье дьявола. Построже с ней. Построже…

Ядвига прикрыла глаза, вспоминая…

***********

Снег заметал дороги. Роскошный экипаж, запряженный четверкой вороных, въехал во двор монастырской гостиницы. Оружный пан в высокой меховой шапке вышел из кареты, разминая затекшие от долгой езды ноги. Помог выйти своей спутнице. К позднему гостю спешил с фонарем привратник.

– Казимир, что мы забыли в этой дыре!?

Укутанная в меха женщина насторожено оглядывала двор, темную громаду монастыря, крепостную стену, ворота…

– Ядвига, душа моя, не сердись. Кони устали, метель начинается. Переночуем, а завтра по-светлому поедем дальше. К вечеру будем дома. Здешняя настоятельница – родственница моей матушки.

Он обнял красавицу, нежно поцеловал в замерзшую щеку. Ночью Ядвиге не спалось. И виной тому не храпящий рядом мужчина и не холод покоев, который не могли разогнать принесенные второпях жаровни. Отзвук запаха, тоскливо звенящая тишина, эхо умирающей силы… Она закрыла глаза и ПОСМОТРЕЛА. Где-то рядом умирала одаренная. В ледяной келье на старой истлевшей соломе…

Ядвига бесшумно оделась, остановилась у самой двери, обернулась на спящего. Хорош, мерзавец! Ничего, найдет ещё заможный пан себе невесту.

Глухой ночью из монастыря вышли двое. Наутро старый привратник напрочь забыл, как открывал ворота, и знать не знал, кому отдал теплый овчинный тулуп. Снег засыпал следы беглянок. Мать-настоятельница отчитывала взрослого племянника. Он не мог поверить, что все так обернулось. Как?! Его Ядвига, его кралечка – похитила из святой обители заблудшую душу. И сама, возможно…Только – тсс!

Уже через три месяца ясновельможный пан сыграл пышную свадьбу, и старался не вспоминать, с КЕМ однажды свела его судьба.

************

– Я увела ее в лес. Сперва она не понимала, где находится, от сытной еды теряла сознание, спала или сидела, как дикий зверек, забившись в угол. Одни молитвы знай, бубнила. Сколько я в нее силы влила! Да все без толку. Как вода в песок. Они ее сломали, Стёпка. Сломали! Столько лет жила впроголодь, спала урывками. Бесконечные молитвы и непосильная работа. Но это не самое страшное. Монашки внушили, что она проклята, что в ней грех, тьма, и легион бесов. И только постом и молитвой можно душу спасти. Я нашла больную девчушку с потухшими глазами, шрамами на спине и плечах. Она не поднимала головы, почти не говорила, имени не помнила… Твари!

Как ее вытащить, придумал леший. Не кривись, Козодоев. Когда Мара окрепла и смогла ходить, он стал брать её в лес. В истинный Лес. Попервах недалеко, а потом все глубже на ТУ сторону заводить стал. Назад на руках тащил. И – дело пошло. Сила по капле возвращалась. Лес ее принял, и она его слышать стала. Как-то прихожу, а Мара сидит на пороге и оленёнка на руках баюкает. Охотники важенку убили. Вот зверек и прибился. Начала моя девочка оживать. Земля с ней щедро силой делилась, лесные духи ее, как меня, слушались. Дикие твари, и те к ней ластились. Всех она лечила, кормила, жалела. Однажды на моей поляне мелкий упырек объявился, я его шуганула, а доченька меня стыдить начала:

– Негоже, матушка, убогого гнать. Он не виноват, что таким уродился. Я его третий день выхаживаю.