Александр Комарцов - Просто 1

В выходные, конечно, на природу ездили часто. Летом и весной – на турбазу, осенью – грибы, малина, зимой – охота. Зимой на охоту я вставал часов в пять. Завтракал и собирался, потом по очереди будил остальных охотников, которым было очень тяжело оторваться от тёплых постелей с горячими женами, потом заводили и грели машину. И с началом рассвета уже входили в лес. Друзья-охотники утром ругались моей настойчивости, с которой я их будил, а вечером в конце охоты говорили – какой ты, Сашка, молодец, что поднял их. И так каждый раз.

Утро. Проснулись, позавтракали и уже захотелось домой. Продовольственные запасы закончились, на обед уже ничего не осталось, значит, пора домой, там холодильник! Папа командовал, нужно было оставить дом в порядке, ничего не забыть. Мама была грустной и, видимо, уставшей. У нас в Италии так бурно выходные не проходили, всё по плану, степенно, в выходных туфлях и белых рубашках. А здесь, мы все по очереди умывались из рукомойника, в котором руками нужно надавливать на стерженёк и из него льётся струйка воды. Романтика! Сколько ехали, мама дремала на заднем сиденье, прислонившись к двери и укрывшись курткой отца.

Приехали домой, Гена убежал гулять, я сел за пианино и тихонечко музицировал. Здесь в России много новых мелодий и мотивов, которых я даже не слышал. Чайковского знал и любил, и вот здесь в России его вспомнил. Мама дремала на диване. Я думал об обещании мамы. И у меня начали складываться некоторые мысли. Только, это, скорее всего, мысли того деда, в которого лет через пятьдесят превратится Саша и, который потом трансформируется в меня. Ведь, все наши трансформации начались после того, как мама обняла меня больного на кровати. Нужно и здесь сделать всё то же самое. В дальних уголках своей памяти и этого старого деда я, как будто, увидел, как он перемещается по времени и между реальностями разных миров.

Я это увидел так ясно и отчётливо, что сильно вздрогнул и перестал играть. Обратил внимание, что, когда играю, музыка уносит меня так далеко по мысли, что мне бывает тяжело вернуться в свою действительность. С музыкой составляю жизненные планы, с музыкой пишу программы и черчу чертежи. Музыка, как будто, создаёт дорогу, по которой идёт моя мысль. Мама посмотрела на меня удивлённо и вопросительно. Я подошел к окну и позвал Гену – Гена кушать! Только этим его можно было загнать домой.

Когда он пришёл и помыл руки, я позвал отца, попросил маму встать и всем взяться за руки. Они вопросительно смотрели на меня. Сейчас будет объяснение всем странностям, которые вчера и сегодня с нами случились. Все послушно взялись за руки, как дети в детском саду. Они смотрели на меня и были уверены, что это очередной розыгрыш. Теперь закройте глаза и не открывайте до моей команды. Они и это сделали послушно, Гена даже не подглядывал. Я сосредоточился на образе своей комнаты в Италии. За несколько дней успел соскучиться по ней. На секунду закрыл глаза, или мне это показалось. Когда их открыл, передо мной действительно находилась моя комната, мы все стояли посреди неё, на мне всё те же датчики, подключённые к приборам, моя смятая постель.

Я не ожидал такого быстрого результата. Открывайте, сказал я. Только, нас стояло не четверо, нас было шестеро. Я, Саша, мама Алла, мама Алессия, отец и Гена. Все отпустили руки, разглядывали комнату, друг друга. Отец смотрел на двух Саш и на Алессию с Аллой. Никто не говорил ни слова. Тишину нарушил я. Мама, мы хотим кушать, Гена даже руки помыл!

Алессия сразу по телефону распорядилась насчёт завтрака на шесть персон и стала приглашать нас к столу. Была пятница, девять утра. Опять мама стала нервничать, суетиться. Все распоряжения она давала на итальянском языке. Отец и Гена его, конечно, не понимали. Я объяснил, что будет завтрак. Отец удивлённо спросил – а при чём здесь другой язык. В подробности я вдаваться не стал, просто объяснил, что это сюрприз.

Мы вошли в столовую, стол был накрыт на шесть персон. Мама распорядилась, что официантка может быть свободна и даже закрыла входную дверь на ключ. Конечно, нас было шестеро и четверо из нас духи. Мама за всеми ухаживала, это не российская кухня, где Гена отрезал кусманише колбасы, клал его на кусок хлеба – вот вам и бутерброд. Хлеб нарезан ровными кусочками, всевозможные сыры, нарезанные квадратными кусочками на шпажках. Вазочки с разными вареньями и джемами. Бутербродные пасты из морепродуктов, колбасы, ветчина, да и ещё много всякого. Все не церемонились, особенно Гена, ему всё хотелось попробовать. Его с детства называли – Едочёк, любил поесть. А остальные ели, пили, передавали друг другу тарелочки с сырами.

Я решил сам всё рассказать. Начал со своей комы, как мы с мамой очутились в детской комнате в Карелии, как появился Саша и исчезла мама. Все молча слушали, никто не перебивал и не задавал вопросы. Я даже рассказал папину теорию по пространству, времени и реальностям. Рассказал, как он исчез. Но, вот когда я сообщил, что у нас сейчас 2048 год и мы в Италии, тут посыпались вопросы. Мама пообещала свозить всех в город, на море, на природу. Сейчас только утро. Она молча собирала посуду в стопки, у нас ещё было мороженое и коктейли.

Гена с Сашей уже крутились возле телевизора, переключали каналы и не могли успокоиться. Мама Алла и отец подошли к маме и что-то ей объясняли и успокаивали. После трансформации мама Алла уже владела итальянским языком, да и память у них теперь общая, так что, секреты здесь не утаить. Я усмехнулся и пошёл к мальчишкам. У меня было много роботизированных игрушек и компьютерных игр. Им было чем заняться.

Я сел за рояль. В музыке лучше думается, пальцы сами находят мелодию, а мысли уходят так далеко, что иногда я удивляюсь, как нахожу дорогу обратно. Мои мысли возвращались назад в Карелию, мои воспоминания теперь были общими с памятью Саши и того, кто вначале был Сашей, вырос, повзрослел, родил и детей, и внуков.

Условно для себя стал называть его дедом. Я вспоминал его жизнь год за годом, сбивался и возвращался. Странно, это не моя жизнь, но я переживаю, как будто это я её прожил, я переживал его радости и победы, его падения и взлёты, когда он справлялся, когда выходил из безвыходных ситуаций. Я испытывал вместе с ним и страх, когда казалось, что выхода нет и всё закончилось. Я испытывал вместе с ним и любовь, любовь к жене, к детям, любовь к внукам, к друзьям и близким. Эта любовь и дала ему силы выжить, не сломиться и остаться человеком. Его молодость пришлась на лихие российские девяностые.

Хватит о плохом. Я вспоминал его свадьбу, рождение детей, их взросление. Я вспоминал рождения внуков. Вспоминал работу, я помнил все его схемы, все станки, все разработки, которыми он занимался. Странная штука память! Я вспоминал все потери, всех его близких, которые ушли. Я чувствовал его боль.