Виталий Пажитнов - Свет и тень

– Да, совершенно, и термос уже пустой.

– Ну, что-же, раз пустой, тогда… – И Профессор ещё раз зевнул, протянул левую руку, и накрыв ладонью две маленькие китайские чашки подержал её так секунд пятнадцать, а когда поднял руку, то на чистом столе уже не было ни этих чашек, ни нескольких маленьких пятен расплёснутого кофе, ни двух маленьких позолоченных ложек, лежавших с краю, но тоже как-то случайно оказавшихся прикрытыми рукавом его пиджака.

– Ну что-же, мы почти прибыли, и минуты через три все начнут выходить на перрон, а минут через пять-семь вагон будет уже пустой. Так что мы сможем спокойно перекурить на очистившемся перроне.

– Совершенно согласен, и после долгой дороги нам это совсем не помешает.

Через десять минут, выйдя из вагона на пустой перрон Профессор с небольшим дипломатом и Куратор со спортивной сумкой немного посмотрели на вокзальные огни и небольшой проход на площадь, вытащили по пачке сигарет и закурили. Так несколько минут они простояли, глядя на выход с вокзала, и только старший негромким полушёпотом два раза повторил про себя несколько строчек из полюбившегося ему в дороге стихотворения Бальмонта.

В столицу они приехали, но до дома им всё-таки придётся добираться в другой конец города. И докурив они постояли минут пять на пустом перроне, а потом прошли по проходу на площадь. Перейдя к Ленинградскому вокзалу они быстро вышли на нужный перрон, и сев в один из последних вагонов отходящей электрички через полчаса комфортно, почти без пассажиров доехали до своей станции. Выйдя на вечернюю платформу, где уже вовсю горели фонари наши друзья спустились вниз и остановились на небольшой площади. Посмотрев на часы Голштейн взглянул на автобусное расписание, и неутешительно сказал что ближайший рейсовый автобус в их сторону только через сорок минут. Но профессор улыбнулся, и даже не взглянув на своего коллегу ожидающе посмотрел куда-то в даль. И верно, где-то минуты через три из-за поворота появилась блестящая иномарка, и повернувшись к своему спутнику он кивнул на это авто, и с небольшой улыбкой спросил:

– А против такого средства передвижения ты ничего не имеешь против?

Голштейн пожав плечами ответил, что «ни чуть», и когда подъехавшая к ним машина сбавила скорость и остановилась, а в открывшуюся дверь улыбающийся водитель спросил: – «В какую вам сторону?» И выслушав адрес кивнул, задняя дверца приоткрылась, наши путники поблагодарив уселись и машина поехала по шоссе к девятиэтажному зданию Голштейна и стоящему рядом с трёхэтажному особняку Профессора. Их уединённые жилища стояли в небольшой застройке посередине большого лесопарка, примерно в получасе езды от станции.

Подъехав к небольшой площадке перед их домами шофёр остановился, и с небольшой улыбкой спросил: – Вам ведь сюда, всё верно? – Да, спасибо, конечно, – ответил несколько смущённый Голштейн, и выйдя и расплатившись они остановились. Голштейн задумчиво разминая сигарету пару минут смотрел вслед отъезжающей машине, а когда обернулся к своему спутнику, то увидел уже удалявшегося профессора. Он вздохнул, глядя на его неспешную вечернюю фигуру, но тут он остановился и слегка подмигнув коллеге сказал: – Ну всё, с возвращением, поднимайся к себе, отсыпайся, а завтра ближе к вечеру я тебе позвоню.

– Ну ладно, спокойной ночи – ответил ему также слегка улыбнувшись Куратор, закурил, немного поеживаясь от вечернего сквозняка закинул поудобнее дорожную сумку, и неспешным шагом пошёл к своему подъезду. И в наступившей тишине было очень хорошо слышно стрекотание кузнечиков, а если бы кто-нибудь издали посмотрел на эту высокую и чуть сутуловатую фигуру, то наверняка смог бы с неожиданным удивлением заметить, как от неё отсвечивает и мерцает в темноте несколько фиолетовым отсветом какой-то большой и загадочный силуэт – ореол, мягко покачивавшийся в такт его шагам.

Лёгкий утренний свет уже часа три проглядывал в большую комнату через тонкие занавески, и как обычно около десяти часов приостановился рядом с большой хрустальной пепельницей и небольшими старинными часами с боем, стоявшими ровно посередине стола. И только стрелка подползла к десятичасовой отметке, как безмятежный сон Куратора был внезапно прерван стуком открывшегося окна, которое он оставил открытым, и где-то полчаса смотрел на мелкий вечерний дождь, и думал о чём-то загадочном, уходящем куда-то в далёкие годы, а какими-то своими лучами и отблесками даже куда-то дальше. Так он стоял, размышляя о некоторых встречах и находках, случившихся у них в поездке, которые, собственно как будто бы ничего нового и не напомнили… – Да, вроде почти ничего, – с небольшим вздохом заметил он, глядя на мелкую пелену дождя и допивая вечернюю чашку чая, – Да, вроде почти ничего, хотя… Хотя… Хотя, – ещё раз как-то грустно подумал Бывший Верховный Хранитель, и прикрыл окно, но не задёрнул защёлку, так что в комнате хорошо был слышен убаюкивающий стук капель, и немного устало пошёл к кровати.

Он проснулся, посмотрел на открывшееся окно, потом на часы, поднялся, выпил чашку холодного чая и спокойно решив, что можно поспать ещё часа полтора перевернулся на другой бок, и накрывшись одеялом также быстро заснул.

Где-то в половине двенадцатого он проснулся, недовольно помотал головой, и сонно посмотрел на звонящий телефон. Просыпаясь, и соображая, что телефон звонит уже давно, он снял трубку и сразу-же услышал усмехающийся голос Профессора: – Ну что, с добрым утром? Проснулся? А то я тебе уже второй раз названиваю, добро же ты отсыпаться. Ну ладно, давай, просыпайся, и где-нибудь минут через пятьдесят заходи, нам будет о чём побеседовать. Договорились?

– Хорошо, договорились, скоро буду.

Повесив трубку Куратор пошёл в ванну споласкиваться и просыпаться, потом зашёл на кухню и минут двадцать провёл за лёгким завтраком. Затем зайдя в комнату он достал свою походную сумку, открыл её, и посмотрев содержимое аккуратно вытащил и поставил на стол небольшой продолговатый футляр, украшенный несколькими блестящими сапфирами и покрытый редкой резной инкрустацией. Осторожно щёлкнув замком он слегка приоткрыл крышку и посмотрел на блестящий и драгоценный скифский кинжал, который был найден где-то около двадцати лет назад при раскопках одного из курганов, и бережно передан им одним из участников этих раскопок, профессором Амиру из Ташкента, у которого эта находка и пролежал всё это время.

К очень большому изумлению всех, и небольшой улыбке Профессора, время почти не коснулось этого древнего оружия, принадлежавшего когда-то судя по всему кому-то из верховных князей, и острое трёхгранное лезвие очень древней закалки, и рукоятка, заполненная вкраплениями из драгоценных камней, всё это просто светилось и переливалось на солнце. Датировалась эта находка примерно серединой между 3 и 2 веками до нашей эры. Немного посмотрев на этот старинный клинок он осторожно закрыл футляр, и переложил его в прогулочную сумку. Потом вышел в прихожую, подошёл к вешалке и накинув на всякий случай лёгкую куртку закрыл дверь и направился к дому Профессора.