Ольга Лисенкова - Жили-небыли

– Что?

– Говори заклинание.

– Спасибо этому…

– Нет, другое.

Он смотрел требовательно, как умеют только дети.

Алена снова вздохнула и сказала то, что пришло в голову:

– Пора не пора, иду со двора. Кто не спрятался, я не виновата.

– Отлично!

Он показал большой палец и пошел вниз по лестнице. Алена выключила свет в прихожей, притворила за собой дверь и тоже стала спускаться.

Алена спускалась по лестнице, глядя Питеру в затылок. В конце каждой лестницы он перепрыгивал через две-три ступеньки. Двери квартир были разными – металлическими, обитыми деревянными рейками или коричневым дерматином. В подъезде стоял типичный для таких домов запах – сырости, захламленности, жизни, бегущей по кругу. Все площадки, однако, были пусты, а лестницы – чисто подметены.

Невольно Алена задумалась: кто живет за этими дверями, как вообще могут выглядеть жильцы дома, где расположен портал между мирами? Догадываются ли они о таких соседях, ругаются ли вечерами, что снова «шастает тут кто-то, вечно люди новые»?

Питер придержал тяжелую входную дверь, и она поторопилась на выход, не успев кинуть взгляд на почтовые ящики. Кажется, в каких-то белели рекламные флаеры.

– Голову береги, – посоветовал ее спутник.

Машинально она пригнулась, хотя с ее небольшим ростом в стандартный дверной проем, конечно, вписывалась. Но тут они оказались не у подъезда хрущевки, а… Алена не поверила своим глазам: внутри пирамиды-лазалки на детской площадке!

– Что это? – сказала она севшим голосом, несмело коснувшись металла.

– Выход, – удивился Питер.

Алена запрокинула голову в поисках многоквартирного дома, но ничего, кроме сужающихся пролетов лазалки, не увидела.

– Ра… ракета, что ли.

– Ну типа. Не знаю, о чем там думали конструкторы. Главное, что под прутьями ты вряд ли пролезешь, тебе придется подняться повыше и выбраться через верх. Сможешь?

Сам он уже проскользнул низом и смотрел на нее снаружи через ледяные прутья, как на узницу. Деваться было некуда, Алена подтянулась, уперлась босыми ногами в облезлые перекладины и выбралась из круглого отверстия, но спускаться не спешила. Предположим, ей понравился обзор. Панельные многоэтажки, дорожки, заросшие льдом, как не полюбоваться.

– Почему не горка? – спросила она, махнув рукой в сторону резного деревянного домика на вершине комплекса. – Гораздо удобнее же в любую погоду.

Питер пожал плечами.

– В нашем деле важна прозрачность.

– Чтобы видеть, что там нет детей в момент приземления?

– Прозрачность вообще. Если ты прозрачна, тебе все равно, есть ли там дети.

– Недвусмысленность? Незамутненность?

Он кашлянул, как будто от смущения, и протянул ей руку, чтобы она слезала.

– Прозрачность как она есть. Ты такой неопытный призрак…

Алена об этом пока не задумывалась, хотя нельзя сказать, чтобы совсем не ожидала ничего подобного.

– Я не умерла, – уперлась она.

– Пфф! – он закатил глаза. – Какая разница. Ты хочешь, чтобы все видели, как ты разгуливаешь по снегу босиком? Не боишься, что тебя заберут в полицию, в больницу, в психушку?

Это был резонный вопрос. Она взглянула на себя как бы со стороны – босая, странная девушка в просторном балахоне и да, босиком, главное, босиком.

– А что же делать? – дрогнула она.

– Во-первых, спустись на грешную землю, у меня уже рука затекла.

Он дернул ее за ногу, не сильно, не так, чтобы она упала, а чисто по-мальчишечьи, из вредности.

– А потом?

– А потом мы с тобой, конечно же, взлетим. Если лететь на определенной высоте, никто нас не увидит. Это такая оптическая иллюзия. Да горожане вообще редко отрывают глаза от земли. Ну давай уже живее, сейчас собачники выйдут, а от собак отбиваться прозрачность мало помогает!

Она спустилась по перекладинам и спрыгнула в грязь.

– Руку! Закрой глаза. И представляй себе, как ты отрываешься от земли… Нормально, еще немножко… можешь открывать.

Алена висела в воздухе вертикально, как стояла перед этим на земле, вцепившись в теплую руку Питера, метрах в двух над лазалкой. Он улыбался.

– Я всегда представляла себе, как лечу как бы лежа, ну как птица, чтобы виднее было, – сказала она неуверенно. – Хотя, конечно, смешно говорить, что птицы летают лежа … Или как будто плаваешь, плаваешь же вроде как лежа.

– Как угодно, – заверил ее Питер, оторвал руку и перекувыркнулся в воздухе.

Забавно, но ей не казалось, что она «стоит» на воздухе уверенно, тем более она не решилась бы делать сальто. Наверное, дело в опыте. Неожиданно она зевнула во весь рот.

– Кислород начал поступать! – отметил он. – Нам надо еще выше, с глаз долой, из сердца вон, поближе к кислороду, так будем прозрачнее.

– Насколько… выше?

Он показал на многоэтажки. Конечно, нельзя было парить на уровне окон, нужно подняться выше крыш. Подняв руку в явной пародии на Супермена, Питер взмыл туда, и Алене оставалось только последовать за ним, отталкиваясь руками от воздуха, как будто и впрямь при плавании.

Город с высоты птичьего полета выглядел странно. Дворы были похожи на маленькие аквариумы, в которые люди очертя голову заныривают из своих многоэтажных причудливых инкубаторов. Тропинки сливались в тротуары, тротуары примыкали к улицам, проезды вели к широким магистралям, а те, как полноводные реки, несли миллионы автомобилей – только не к единственному и неповторимому морю-океану, а сразу в двух противоположных направлениях.

Питер все-таки отправился к реке, к белой пустой полоске, отдыхающей сейчас от кораблей. Алена видела, как жмутся к ней оголенные деревья. Промелькнула ухоженная набережная, потянулись неряшливые доки. Она приноровилась к полету, вспомнив ощущения, знакомые по снам. Там всегда была река, безымянная, неизменная, но в сновидениях обычно царило лето, деревья с пышными кронами весело сбегали по зеленому откосу, и над водной гладью кружились ненасытные чайки.

– Куда мы? – крикнула Алена.

Питер заложил вираж, чтобы оказаться с нею вровень.

– Тебе виднее.

– Я не знаю!

– Ты не слышишь голос, не зовет тебя дочка-то?

Алена будто с размаху вляпалась в воздушную яму: «дочка» – слово странное, непривычное, незнакомое, неродное, да и не слышит она, не слышит она ее голоса! Что ж она за мать такая?

Но – да, какая из нее мать? В то, что она Летучая Мышь, и то поверить легче!

– Не слышу, – призналась она сокрушенно.

– Тогда у нас два пути…

– Даже два?

– Во-первых, нужно обратиться к наследству.

– К чему?

Он закатил глаза.

– Следы, понимаешь? Ты в жизни наследила? Где-то твой след остался? Ребенок берет себе твое наследство. Ты что ему оставила?

– Ни… ничего.

– Это тебе так кажется. Осталось, осталось много зарубочек.