Катерина Яковлева - Лихолов

Долго шли путники. Тропой еле заметною, редко дарившею кому-то проход. Меж деревьев, кустарников, задевая сапогами траву и корни. Топи болотистые или всхолмия крутые ловко огибала хитрая дорожка.

При всей осторожности шага Елисей оказался еще и очень разговорчивым спутником. Что не слишком радовало Лихолова, привыкшего бродить всюду как медведь – одиноко, не смей тронуть. Пытался юноша расспросить Странника хоть немного: откуда родом, где научился драться и охотиться, как настоящее имя, и прочее. Но тот хранил свое прошлое в убежище собственной памяти и никому не раскрывался. Так как секрет его особенного происхождения был слишком опасен. Уже больше десяти лет приходилось Лихолову прятаться и жить под выдуманным прозвищем. От того отвечал он уклончиво. То: «Учитель мой мир давно покинул, не буду беспокоить землю». То: «Откуда родом, того места давно не видал». То: «Настоящее имя мое поглотило время, не тревожь небыль дурными вопросами». Все эти фразы уже отточены были Лихоловом, много десятков раз он произносил их в каждой новой земле. Елисей ответам дивился, чувствовал тайну и сам не знал почему, но ощущал какую-то жалость. Ведь разве будет человек счастливый, которого ждет где-то добрая жена или хотя бы мудрая мать, скрываться и таиться? Нет, такой везунчик первым делом прихвастнет о красоте своей земли, о привлекательности местных женщин и вкусе вина. А за тайной чаще всего стоит какая-то боль или трудность. Елисей словил это сердцем, посочувствовал и решил не надоедать расспросами. Зато легко и откровенно стал рассказывать о себе. О сиротстве, как родители сгинули, как остался в отчем доме один. Но не совсем уж одинокий, так как в деревне жили и тетушки, и дядюшки. И селение его стояло на берегу красивой лесной речушки. А рядом с деревней часть полянок и опушек превратили во вполне плодородные поля – что было обычным делом для деревень Северного Леса. Отец Елисея когда-то ходил солдатом в военные походы, а потом остепенился и зажил в родной деревне охотничьей судьбою. Давно он умер, но успел перед гибелью показать сыну и немного боевого искусства и обучить стрельбе из лука. А остальному (про лесные тропы, про хитрости ловушек и выслеживания дичи, ну и про прочие премудрости) – тому дядя Елисея обучил. Много они ходили охотиться, изучил юноша все окрестные земли вдоль и поперек. Бродил теперь по лесам и слушал песни дикой чащи: о вечной мудрости, о силе родной земли, о свободе птиц… Да вот только напасть – в последние годы сумрак поганый проник в эти места.

– А ты мне, Поющая Стрела, лучше бы про дракона рассказал побольше, – спросил Лихолов.

Елисей же знал про дракона то, что сначала появился он на окраине столичного града.

– Говорят, изжег он кучу домов. Вызвал в Рассветнике сильный пожар, ух! А потом улетел на запад к Горбатым Холмам. Теперь мучает там ближайшие деревни. Нападает на пастухов и похищает овец. Еще молвят, что пока дракон еще юн, ну… то есть не так уж огромен – всего человека в два-три в длину.

– Добро! Это значит, что тварь пока неопытная, неловкая – ее легче убить! Надо скорее ловить удачу, – обрадовался Лихолов. – Через год дракон увеличится раза в четыре, обучится даже сквозь сон все четко слышать. Тогда победить его будет гораздо сложнее…

Через некоторое время пути Лихолов уже остро ощущал голод, так как последний раз ел еще в хижине Велимудра. Решено было сделать привал, но, только не отходя далеко от тропы, ведь вытоптанная дорожка была неявной и легко терялась. Отдых получился коротким, ведь путь еще был далек. Быстро перекусив, странники двинулись дальше, и шли еще долго на север до самого вечера. Но, как только солнце начало светить тусклее, Елисей сразу принялся искать место для ночлега: в темноте по лесу бродить было бы уж слишком опасно – сумрак тогда издали уж никак не заметить, да и звери многие по ночам нападать любители. Нужно было заночевать так, чтобы не вызвать к себе лишнего внимания, не тревожить лес, не приманить зверья, да и не привлечь какую нечисть. Поэтому Елисей выбрал место, с одной стороны, не самое темное – опушку хорошо освещаемой луной полянки, а с другой – не самое открытое – нашел около старого дуба тенистое углубление в земле, поросшее по бокам кустарником. Предложил костер не разводить, а получше закутаться в плащи.

Солнце устало убегать по небу от своих вечных преследователей: Мрака и Холода. А те, наконец, догнали его у самого горизонта и пожрали. Чтобы завтра светило могло возродиться вновь, и эта вечная погоня бы продолжилась. Так наступила ночь.

Неудобно было засыпать под старым деревом: корни кололи ребра, муравьи шныряли туда-сюда. Но оба путника очень устали за день ходьбы. Так что стоило только перекусить, глотнуть воды и прилечь, как оба быстро задремали.

Лихолов привык странствовать. Он мог заснуть, казалось, в любых обстоятельствах. Но сегодня ночью что-то мучило его. Снился странный сон. И не кошмар, но и не добрая явь… Казалось Лихолову будто кто-то зовет его. Да был этот кто-то вовсе не человек. Будто металл ожил, обрел душу. Томилось странное существо в плену, во тьме, давно томилось – освободителя ждало. Не разглядел Лихолов толком, что оно такое было. Только слышал сквозь сон голос низкий, раскатистый: «Арислав! Приходи! Арислав! Тебя я жду!» Так могла бы говорить пещера, если бы имела голос. И странное чувство пробирало от звуков этого голоса: будто это металлическое существо не страдает вовсе, но и в заточении томиться устало. «Сколько ты уже меня ждешь?» – спрашивал Странник во сне. «Века… века жду тебя… Но ты еще так далеко… Дождусь ли?..» Вздрогнув от этого ответа, Лихолов проснулся. Тфу ты! Ну, и приснится же такая дурь.

Странник встал. Ласковые лучи солнца скользили меж ветвей. Розовой негой рассвет обнял облака.

– Что сон, то явь. А явь иногда сама и есть сон, – вдруг послышался голос за спиной.

Лихолов развернулся на звук и уже держал руку на рукояти ножа. Перед ним на одной из ветвей сидела здоровенная птица с человечьим лицом. Гамаюн! Известный восточный дух. Приносит дурные вести. Плохой знак, ох, плохой! И отцу Арислава такой перед гибелью являлся…

– Чего тебе надобно, почтенный? – вдруг произнес Елисей. Оказывается, парень уже тоже проснулся. Только он не был так испуган. Тут Лихолов вспомнил, что на юге и на севере по-разному относились к гамаюну. В Раздоле это было что-то вроде нежити, лихо неприкаянное. А на севере умели гамаюнов умасливать вкусной пищей и расставаться мирно.

– Ничего не надобно, – засмеялась птица с человечьим лицом. – На смерть пришла взглянуть.

– Чью? – недоверчиво нахмурился Лихолов.

– Не знаю, мне-то что? Смерть за тобой идет, Странствующий Охотник. Кожу твою насквозь пропитала. Руки твои в крови. Многие гибнут по твоей милости. Смерть – твое ремесло, твое предательство и твоя судьба. И скоро смертей вокруг станет еще больше!