Сэм Юнф - Перунов Век

– Они даже не в состоянии меня поднять. Весь смысл этой безумно функциональной вещи в её красоте. Ты думаешь какой-то дворянчик жаждет получить сына-бабочку? – Лиза театрально прикоснулась рукой ко лбу, – Ах, точно! У моего брата на пыльцу с этих крыльев аллергия. Могу вытравить родственника из дома одним махом, как говорится.

– Лиза, я не об этом. У тебя фамилия и положение. И дар у тебя хороший, и у детей он может проявиться ярче.

– Я не хочу свадьбу за дар, фамилию и положение. Не хочу.

Людмила тяжело вздохнула, окончательно проигрывая подруге.

– А если будет звонить Антон Григорьевич?

– Дед звонить не должен. Если будет, то скажи, что уснула. Он поверит – я много сплю. Вернусь вечером до полуночи.

– Может пораньше?

– Пораньше не получится, «мамочка». У Лёши какой-то невероятный сюрприз.

– Береги себя и возьми с собой телефон.

– Я без телефона. Дед и отследить может. Так что телефончик будет лежать у тебя. Звук выключу. И не бери, если звонить будут.

Лиза убрала крылья, и всё-таки накинула на обнаженные плечи вязаный кардиган.

Подруги осторожно спустились на первый этаж. Дом казался пустым. В нём застыло время тринадцать лет тому назад. Можно было бы сказать, что здесь никто не живёт, если бы во в дворе не лаяла собака, в прихожей не чистили обувь, а в гостиной громко не отсчитывали время каминные часы. Девушки, никого не встретив, прошли на кухню и вышли на задний двор. От дома через сад вела тропка к лесу и дальней калитке.

Тяжёлые капли весеннего дождя уже падали на землю. Тучи неизбежно наступали, затягивая посмевшую появиться на небе ослепительную синь, которая бывает только весной. Вдали слышались раскаты грома. Скоро ненастье дойдёт и до этого места.

– Я с тобой до калитки. Если кого встретим, скажу, что решили прогуляться.

Раздался гром, и подруги от неожиданности вздрогнули.

– Благо, «хорошая» погода, – улыбнулась Лиза.

– Нет ничего лучше прогулок под дождём, – согласилась Людмила.

Они чуть ли не бегом добрались до задней калитки. Людмила выпустила подругу и теперь ей нужно было вернуться в свою спальню тем же путём.

Но стоило ей войти в дом, как на кухне она столкнулась с отцом. Князь Чернышёв внимательно посмотрел на дочь:

– Люда, вы выходили?

– Нет, – сердце княжны бешено колотилось.

Он ещё и мысли прочитает, с него станется. Сам учит как этично и правильно, а дочь контролирует.

– Разве?

– Да. То есть не совсем, – ничего не приходило в голову. Что бы сказать такого отцу, чтобы он ещё и поверил, – я одна выходила…загнать Алмаза…

– Алмаз уже сам попросился в дом. Я его впустил.

– Тогда я к Лизе пойду, – Людмила виновато улыбнулась.

Отец чувствует неправду за версту. Если он всё узнает – будет скандал. А ещё хуже, если его хватит сердечный приступ. Любой скандал можно пережить, а вот сердце, которое отказывается исправно служить, пережить сложнее.

– Иди, дочка. Когда приезжает Лиза, у тебя есть повод для радости. Тогда и я могу позволить себе улыбнуться.

Правильно было бы поцеловать отца, но она слишком хорошо знала как работает их дар. Никаких лишних телесных контактов ей сейчас совершенно не нужно. Людмила постаралась улыбнуться отцу менее виновато, а он сделал шаг к ней навстречу.

Положение спас Алмаз, ввалившийся на кухню. Требовательным лаем пёс напомнил, что хозяин его совсем забросил и давно, вот уже как пару часов, не давал лакомства. Отец всегда кормил своих собак сам, не доверял никому.

– Да, разбойник, сейчас будем есть, – мужчина потрепал собаку по загривку.

Людмила, не переставая улыбаться, кивнула отцу и выскочила в прихожую. Княжна почти взлетела по лестнице на второй этаж, когда голос матери сшиб улыбку с лица и пригвоздил к полу.

– Кто так носится? Что ты радуешься? Чему?

– Простите, Софья Фёдоровна.

– Собака опять в доме? Я слышала лай.

– Гроза. Отец пустил Алмаза в дом.

– Лай, грохот, ржание. Ты слышала, как смеётся твоя подруга? Если можно вообще назвать это смехом. Я не соглашалась на жизнь в зверинце.

– Мы будем тише.

– Надеюсь на это. На дождь у меня ужасно болит голова, ты хоть помнишь об этом?

– Мы больше не будем шуметь, Софья Фёдоровна.

Хорошо хоть мать мысли не читает. Кажется, что её вообще интересует только то, что так или иначе связано с ней самой. Однако в сложившихся обстоятельствах это не так уж и плохо.

Людмила закрыла за собой дверь и оглядела пустую спальню. Эта комната – её мир, защита и спасение.

Целый стеллаж у стены занимали книги, они же стопками лежали на столе. В основном учебники по медицине. Переводная иностранная литература – редкость в империи даже для дворян, но отец где-то умудрялся их доставать. На одной из книг лежала бумажная закладка, на которой аккуратным почерком было написано славление богине Ладе собственного сочинения. Получилось паршиво, Людмила это и сама знала. Она хотела спасать жизни людей, а не славить богов.

Рядом со столом стояла гитара отца. Когда-то он играл на ней каждый вечер, когда был дома, а не на службе. Но тринадцать лет назад музыка стихла. Не может звучать перебор струн в доме, где погиб единственный наследник.

Жаль, что глупая маленькая девочка, которая так хотела научиться играть на гитаре, никогда не станет надеждой всей семьи. «Вот если бы был жив твой брат», «Если бы ты была мальчиком», «Ты же ни на что не способна», – слова матери вороньём врывались в картинку счастливых детских воспоминаний и разрывали её на десятки кровоточащих кусочков.

Может стоит поступить как Лиза? Наплевать на все условности, влюбиться. Просто, чтобы почувствовать себя нужной и любимой.

Людмила подошла к зеркалу и заглянула в глаза своему отражению.

Чёрные отцовские волосы как сажа, вечно взлохмаченные. Даже причесать лень. Абсолютно некрасивый нос. Если есть что красивого, то это глаза. Но разве в них влюбляются? Не бывает такого.

Влюбляются в материальное положение, в магический дар, в возможности, которые тебе даёт человек. Что она может дать? Для высшего света Людмила из семьи изменников и предателей, пусть и помилованных. Вряд ли кто-то осмелится привести в дом такую жену, даже если очень сильно полюбит. Возможно кто-то из худородных дворян и согласился бы, но мать никогда такого не позволит. Софья Фёдоровна лучше отправит дочь в храм, чем согласится на неравный брак. Род Чернышёвых, ведущий свое происхождение от самого Чернобога, гораздо древнее рода нынешней императорской семьи.

Вольные же люди, лишенные дара и положения, увязшие в ипотеках и кредитах «Имперабанка», не посмеют преступить закон.

Но Лёша же смог, да и Лиза не боится. Но Людмиле, видимо, проще согласиться на ту судьбу, что выбрали родители. Вернее избрала мама, а отец в очередной раз не стал спорить.