Маргарита Краска - Город Бабра

– Да. Знаю.

Аркабалена взяла чашку в руку, посмотрела на елочку, улыбнулась. И ответила также тихо:

– На самом деле меня зовут Алтан. Мне просто очень захотелось стать на время радугой, вот и имя себе выбрала соответственное. Arcobaleno с итальянского – радуга. Зови меня так, ладно? Можно просто Арка.

Я вернулся в лабораторию только через два часа. Рабочий день уже подходил к концу, меня все потеряли и телефон был полон пропущенных звонков и не отвеченных сообщений. Появление мое произвело фурор. Со всех сторон сыпались вопросы, на которые я отвечал загадочно: «Так было нужно…», «Так получилось…».

Мысленно я все еще гулял с Алтан-баленой по набережной, продолжая наш диалог в своем воображении. Удивительная все-таки девушка, хоть и помешанная слегка на всяческой эзотерике. Она искренне воспринимала города как живые организмы, считала, что с ними можно общаться, что они могут любить или не любить определенного жителя.

Ох, я же забыл спросить, может, она посчитала красивым провести свой ритуал под воротами, потому что они в форме арки, а у нее в имени тоже «арка»? Ой, нет, меня точно заносит. Кажется, во мне включилась та загадочная логика чокнутых ребят в шлемах из фольги, для которых любое совпадение – признак тайного заговора. Надо с этим завязывать. А еще надо снять данные с опыта и собираться уже домой.

Верка ходила, дулась на меня. Обиделась, что я ничего ей не объяснил. Нет, ну а что я должен был ей сказать? «Я хотел порисоваться перед тобой, но в процессе переключился на другую девушку». Лучше уж промолчать…

Вера умопомрачительно красива, словно сошла с обложки глянцевого журнала. И очень умная, несмотря на стереотипы о блондинках. Тьфу, какие еще стереотипы? Я же ученый. Даже думать о такой ерунде – позорно.

Прекрасная, милая Вера, близкий мне по духу человечек. Она понимает меня, как никто другой, ведь она тоже не видела материнской любви в детстве. Дочь актрисы, уехавшей делать карьеру в Москву – это почти сирота. Мы оба до боли нуждались в любви, вот только я предпочел замкнуться в себе и притупить эмоции, а она осталась открытой и чувствительной.

Вот только немного обидно, что не могу поговорить с ней о том, что действительно важно. Страшно опозориться, сделать или сказать что-то неправильно при человеке, к которому неравнодушен. Перед потенциальным партнером все ходят на цыпочках, распушают павлиньи хвосты, выпрямляют спины и расправляют плечи, стараясь выглядеть лучше, выше. Это часть ритуала размножения вида Homo sapiens, ничего не поделаешь.

Я прислушался к внутренним ощущениям: а могу ли я поговорить с Аркабаленой о чем угодно? Судя по всему, да.

Когда шел домой, продолжал прокручивать в голове наши странные разговоры. Сидя в автобусе, держал телефон в руках, размышляя, стоит ли написать ей сообщение. Мы обменялись номерами и теоретически я мог продолжить диалог. Но сомневался – стоит ли? И что именно написать?

Может, спросить все-таки про ворота, что за желание она там загадала? Или, наоборот, рассказать что-то интересное про себя и свои взгляды на жизнь. Например, про какое-нибудь научное открытие, сравнимое по крутизне с магией. Или прислать ссылку на страницу учебника мат статистики, где доступно разъясняется, почему не каждое совпадение означает закономерность. Впрочем, таким как она не объяснишь, ей не хватит образования, чтобы это понять.

Живет в своем мирке, в своем коконе из убеждений. И ничего кроме – не воспринимает.

Как и моя мама когда-то.

Вышел из автобуса в Университетском микрорайоне, где располагалась родимая общага номер десять. От остановки до дома я ходил через небольшой лесок, а не через новенький торговый центр, выросший здесь за то время, пока я жил в общаге.

Идя по тропинке между редкими березами и соснами, я так увлекся своими размышлениями, что не заметил, как мне под ноги молнией метнулась из кустов пятнистая кошка. Пытаясь не врезаться в нее, я сделал шаг в сторону, споткнулся и стал неуклюже падать боком на землю. В полете развернулся, сгруппировался, чтобы упасть мягко и без серьезных повреждений.

Но вот только я так и не упал, земли подо мной не было! Я продолжал падать куда-то в темноту. Дыхание перехватило, к горлу подступил комок, живот скрутило спазмом. Показалось, что падаю в воду с обрыва.

Мама… Вот я и повторил твою судьбу, связался с помешанным на магии человеком, и теперь так же, как ты, лишусь жизни. «Повторил родительские паттерны», как сейчас принято говорить в популярной психологии.

Я падал и падал, лицо обдували потоки воздуха, одежда трепыхалась, рюкзак завис над моей спиной на лямках. Полет прекратился мгновенно, но мягко. Как будто я не летел эти бесконечные секунды, а просто рухнул на кровать из положения стоя.

Я приподнялся, опираясь на руки. Вокруг была кромешная темнота.

И вдруг по спине пробежал холодок. В книгах порой пишут о том, что главный герой спиной почувствовал чей-то взгляд. Было смешно, когда я натыкался на этот антинаучный миф в литературе, но вот прямо сейчас…

Вот оно. На меня кто-то смотрит сзади.

Я медленно сел и обернулся. В темноте светились кошачьи глаза. А позади кошачьих – человеческие. Или не совсем человеческие. Я почувствовал отвратительный запах. Дух разложения, гниющего мяса достиг рецепторов в носу и меня затошнило. А затем вырвало прямо в мягкую податливую дрянь, в которой я лежал.

Освобождение желудка как будто освободило и мое сознание: мысли перестали носиться бешеным спутанным шаром перекати-поле, успокоились, глаза начали различать окружающий мир, а уши словно прочистились после заложенности, какая бывает в самолетах при наборе высоты. Я снова посмотрел в сторону глаз. Они не моргали и не двигались. Теперь стали различимы силуэты: огромная пятнистая кошка, а за ней сгорбленная фигура, напоминающая очень старого человека. Я прочистил горло и попробовал заговорить, но голос оставался сиплым:

– Что происходит? Кто вы?

Вместо ответа дальняя фигура подошла ближе, так, что я смог разглядеть детали. Это была старуха. Она улыбалась. Вряд ли человеческий разум способен представить себе более отвратительный оскал. На старушечьем лице, изборожденном морщинами и изуродованном шрамами, искривлялся в мерзкой ухмылке почти беззубый рот. Левый желтый глаз был хитро прищурен. Взгляд второго – черного глаза – казался серьезным, сосредоточенным.

Старуха заговорила. Голос ее был с хрипотцой, как у только что проснувшегося человека, и имел интонацию, с которой бабули заставляют своих внуков идти на уколы в поликлинику или есть ненавистную манную кашу. При этом на фоне отсутствия зубов речь старухи казалась удивительно чистой, она говорила разборчиво и почти не шепелявила: