Татьяна Супельняк - Вуду по-берендейски

Еще более разволновавшись, он привстал с трона, но усилием воли заставил себя вернуться на место и общаться сидя, как и подобает уважающему себя монарху.

Очередной беглый осмотр изрядно запылившегося в дороге джинсового костюма (далась им всем моя одежда!) не развеял моего недоумения – никто до сих пор не обвинял меня в безвкусице так прямолинейно. Берендея-то что конкретно не устраивает? Может быть, спросить? Но пока я набиралась храбрости и открывала рот, он сам все прекрасно разъяснил – причем, в категоричной форме.

– Надетое на тебя тряпье ни в коей мере не соответствует княжеской чести!

Ах, вот оно что! Ну так княжеская честь ни в коей мере не касается дочери обычной школьной учительницы. Кроме того, я совершеннолетняя – как хочу, так и одеваюсь. Но озвучить мысли не успела, потому что тот завелся снова:

– Немедленно отправляйся в свои покои, переоденься и приведи себя в порядок, а потом мы серьезно поговорим. – На этом патетическое выступление можно было считать логически завершенным.

Обрадованная, я готова была немедленно отправиться в эти самые покои (знать бы еще, где они находятся?) и крутила головой, соображая, в какую сторону двигаться, пока Берендей не передумал. Но тот вдруг заинтересовался моей прической.

– Как посмела ты расплести косу и укоротить волосы?

Венценосный самодур едва сдерживал раздражение, и я наконец-то удосужилась оглянуться – а не стоит ли за моей спиной другая девушка, которой изначально и предназначался этот пламенный монолог? Никого не высмотрев, в душе искренне посочувствовала той, за которую по одной ему известной причине Великий князь принял меня – вот уж кому не повезло с папочкой-тираном! И хотя не собиралась объяснять ни ему, ни кому-либо другому, что еще два года назад укоротила свою «девичью красу», которая отросла намного ниже мягкого места, невзирая на слезные уговоры всех мастеров, работающих на тот момент в парикмахерской, но все-таки не сдержалась.

– А по какому праву Вы читаете мне нотации? – взвилась я. – Или, может быть, Вы мне родным дядей приходитесь, а я просто не в курсе?

Князь от негодования побагровел и сжал кисти рук так, что пальцы побелели. Я же в свою очередь, глубоко вздохнула, готовясь отразить новые нападки, но тут из-за спинки трона выступила черноволосая красавица с надменным выражением лица, затянутая в темное расшитое крупным жемчугом платье (вот такой наряд стопроцентно соответствовал княжеской чести, на которую напирал Берендей!) и внесла в затянувшуюся сцену некоторое разнообразие.

– А ведь я неоднократно предупреждала Вас о том, что княжна совершенно отбилась от рук, да Вы меня слушать не желали! – произнесла она низким грудным контральто и с едва заметной укоризной. – Нынче же плоды вашего попустительства – налицо. Конечно, будь у девочки любящая, но строгая мать… – Придав лицу подобающее скорбное выражение, она выдержала многозначительную паузу, – этого бы не произошло. Возможно строптивица станет сговорчивей, если посадить ее на несколько дней в карцер – на хлеб и воду? – По залу раскатился злорадный смех.

– Ее?

– Меня?

Вопросы прозвучали одновременно. Мы с князем уставились на жестокосердую девицу, но та быстро сообразила, что не добилась ожидаемого эффекта, и, мгновенно сориентировавшись в обстановке, пошла на попятный.

– Простите, я забылась, – с деланным раскаянием произнесла дамочка, склонив голову, – и дабы более не раздражать Вас неосторожными замечаниями, смиренно прошу разрешения удалиться.

Она склонилась перед князем, однако, на мой взгляд, смирением тут не пахло – скорее уж, притворством. Впрочем, Берендей, кажется, принял спектакль за чистую монету, рассеянным кивком отпустил красотку и погрузился в раздумья (возможно, всерьез рассматривал поступившее от нее предложение). Та ушла с таким гордым видом, будто это именно она здесь Великая княгиня, а все остальные – так, на огонек заглянули (причем, без приглашения).

Про меня вроде бы забыли. Я уж было начала подумывать, а не воспользоваться ли затишьем, чтобы удрать подальше – пока и впрямь не арестовали и не заточили в темницу? Но поскольку податься в незнакомых хоромах мне было действительно некуда, пришлось остаться на месте. Пауза вновь затянулась, и я не имела представления, что делать дальше.

– Вообще-то мы с вами не знакомы,– пискнула я и сразу же об этом пожалела.

– Не притворяйся! – Берендей повысил голос. – Твой бедный отец поседел, пока ты, наконец, объявилась.

Почему-то он заговорил о себе в третьем лице – наверное, считал, что это усиливает впечатление от сказанного.

Теряя последнее терпение, я, попыталась вразумить упрямого собеседника:

– Вы действительно заблуждаетесь: меня зовут Елена, и, поверьте, я оказалась здесь совершенно случайно. – Даже руки к груди прижала для пущей достоверности.

Князь молчал, а я лихорадочно соображала, какие еще доводы привести в свою защиту? Не призывать же в свидетели собственной правоты кота – все равно ведь не поверит! И тут моя капризница-судьба надумала повернуться ко мне лицом и наконец-то преподнесла приятный сюрприз. Из неведомого дворцового закоулка вынырнул… мой пропавший старший брат и с радостным воплем бросился ко мне – весьма своевременно, поскольку мои мозги уже отказывались что-либо соображать, а тело готово было наплевать на все существующие приличия и прилечь прямо здесь, не сходя с места.

Не упала я лишь благодаря крепким объятиям, в которые меня заключил Иван, а потом принялся крутить перед собой, охлопывая руками с головы до ног, как заботливая мамаша свое бестолковое, но безумно любимое чадо. Теперь уже Великий князь с недоумением наблюдал сцену под названием «Долгожданная встреча сестрицы Аленушки с братцем Иванушкой».

После того как Иван окончательно удостоверился в целости и сохранности младшей сестренки, состоялось мое официальное представление главе администрации Берендеева княжества.

– Великий князь, прошу любить и жаловать мою почти родную сестрицу Елену. – Брат, улыбаясь, подвел меня к трону.

Я вздохнула с облегчением, а Берендей, напротив, побледнел и с неподдельной тревогой внезапно севшим голосом спросил:

– А где же моя дочь?..

ЗАГОВОРЩИЦА

Мы сидели на мягком диванчике в небольшой уютной комнате (по-здешнему – покоях), временно предоставленной в мое пользование. Происходящее все еще казалось сном, и я незаметно пощипывала себя в надежде проснуться в своей городской квартире. Соломон возился рядом, устраиваясь у меня под боком, и, не переставая, ворчал:

– Ты ведешь себя, как маленькая пустоголовая девчонка! Немедленно прекрати заниматься самоистязанием. – Кот внезапно отстранился и с подозрением посмотрел на меня. – А может, у тебя имеются врожденные садомазохистские наклонности? – Я не удостоила наглеца ответом, возмущенно фыркнула и демонстративно скрестила руки на груди, но баюн продолжал занудствовать тоном любящего, но страшно сварливого престарелого родственника. – Вот будешь ходить в синяках, а добрые люди подумают, что гостей во дворце бьют – сие отрицательно скажется на репутации Великого князя, подорвав доверие народа к правящей династии, а у Берендея и без того хватает неприятностей. Потерпи, сейчас тебе все подробно объяснят.