Карина Вальц - Самый тёмный лес

Батюшка с ответом не торопился, зато влезла та самая женщина с проклятьями:

– А то как же, есть у нас причина! Ходют, понимаешь ли, с нахальными улыбочками милицейские господины да господинши, да за дураков людей считают. А мы разве глупости какие творили, и дураки здесь сидим, чтобы нас ни за что, ни про что? И позвонить-то им лишний раз нельзя, индюкам занятым, да надутым, все они в делах да в работах. Как будто мы не в делах, мы не в работах! Еще как в работах! – повысила незнакомка голос. – А важные милицейские чины сидят и в потолок плюют вместо того, чтобы обдериху разыскать. Между прочим, в одну из ночей она Николашку едва до смерти не запарила в бане! Да, выпил Николашка лишнего, оттого обдерихе сопротивления не оказал, но разве ж это оправдание? Никак нет. И вышел Николашка из бани красный, как черт, да так и свалился в кусты до утра! И никто ничего, не почесались даже.

По толпе пронеслось согласие.

– А когда дивььи нам своим дымом весь урожай отравили? – вспомнил кто-то. – Тоже никакой реакции. Мол, год неудачный. А что дым, дык показалось-померещилось. Всей деревне померещилось?! Тьфу!

– И пущевик, напустивший гнус! Все лето невмоготу было! Никакие сетки не помогали, мелких напустил, нечисть проклятая…

И понеслись воспоминания, каждый вытаскивал из памяти какую-нибудь историю и озвучивал ее под единодушную поддержку остальных. Даже Арина Владимировна ожила и приняла живейшее участие в коллективном собрании. Один только отец Игорь поглядывал на Аню с печальным видом, морщась при каждом новом воспоминании. Он будто испытывал неловкость перед чужачкой. И его реакцию Аня целиком и полностью понимала: девушка не сомневалась, что отец Игорь верит деревенским. Но он не готов признаться в своей вере кому-то еще, потому что умом понимает, как это прозвучит. Да и опыт с местным участковым приучил к молчанию. И подобная картина совсем не редкость, Аня встречала ее почти каждый день.

Прислушиваясь к разговору, девушка отметила несколько интересных фактов: лесные жители облюбовали эту деревеньку давно и прочно, но местные привыкли и с соседями уживались неплохо. Но только не Николай, вот он отказывался следовать простым правилам. Например, упорно мылся по праздникам и не молился перед походом в баню. Оно как бы и не обязательно, но раз вокруг столько нечисти, лучше ее не раздражать, потом ведь не отвяжешься от мелких проделок. К несчастью Николая, обдериха на его пути встретилась на редкость вредная, и началась война в местных масштабах. Николай очень злился и от безысходности доставал участкового, а в последнее время как минимум дважды выезжал в город, чтобы «дойти до высшей инстанции». Что именно это за инстанция, никто не знал. Может, губернатор. Или генерал какой важный.

Так и не поговорив с супругой покойного, и не задав ни единого вопроса соседям, Аня умудрилась узнать о Николае Лаптеве все, что ее интересовало, и даже больше. Например, о сгинувшем в лесу отце Николая и участии в этом нечистых сил. А народное возмущение тем временем только нарастало.

К Ане подошел отец Игорь и предложил вернуться к церкви.

– Простите, что так вышло, – смущенно сказал он. – Просто новость… надо ее пережить всем. Если это необходимо, я помогу Арине Владимировне с вами связаться и… так сказать, подготовлю ее к разговору.

– Каким образом? – заинтересовалась Аня. – Велите не упоминать обдериху и пущевика?

Отец Игорь покраснел:

– В том числе.

– Я не ваш участковый. И связаться со мной Арине Владимировне все равно придется, чтобы узнать, когда ей вернут тело супруга. Пока это невозможно, но как только полиция закончит обследование… думаю, кто-то доставит тело сюда. Или в любое другое место, которое укажет Арина Владимировна.

– Это… спасибо, Анна Эдуардовна.

Девушка оставила свой номер и попрощалась с отцом Игорем.

Кажется, Нестор хотел с ней поговорить. Интересно, куда он запропастился?

Маленькие человеческие поселения всегда навевали на Хитромора тоску, потому что казались еще более людными, чем большие города, в которых по-настоящему всем друг на друга плевать, и никто не обратит внимание на одного из прохожих. Или на лежащий посреди дороги труп, если верить некоторым надежным теле-источникам.

А здесь же, стоило только показаться на холме, как к нему подбежал конопатый полурослик. Видимо, человеческое страшное дитя. Хитромор разглядывал его с жалостью – такой беззащитный. Ни копыт, ни когтей, ни роста нормального, только чумазая физиономия. Хотя она, безусловно, могла отпугнуть любого врага.

Конопатое дитя тоже смотрело на незнакомца с любопытством.

– А вы банник? – спросило оно писклявым голосом.

Хитромор аж подскочил от такого оскорбления:

– Что ты себе позволяешь, рыжий отросток от человека? Мой дедушка бог леса, а ты опустил меня до низшей бородатой нечисти? Ты либо слишком смел, либо глупец, каких мало.

– Смелая. Я сме-ла-я. Потому что я девочка! – с необъяснимой гордостью сообщило конопатое существо. – И мой дедушка тоже когда-то был лесником, а теперь они с бабулей здесь живут. Летом я у них гощу, весело тут, в лужах никто купаться не запрещает, мне нравится очень! За домом теть Ираиды така-ая лужа огроменная, мне прям по пояс! – восторг чумазого дитя не поддавался объяснению, тогда как сама чумазость неожиданно обрела смысл. – Так вы не банник? А почему тогда в халате?

– Это не халат, а мое платье! – Хитромор раздражался все больше и больше. – И хватит со мной разговаривать, уродливое человеческое существо. Поблагодари, что я снизошел до тебя, и проваливай.

Существо пожало узкими плечиками, закатило маленькие глазенки и ретировалось. Разумеется, о благодарности оно и не вспомнило. Догнать и потребовать? Ладно, в другой раз.

Хитромор огляделся, пытаясь понять, в какую сторону свалил его незадачливый братец. Он видел, как они с этой… блеклой Аней разошлись по сторонам. С тех пор прошло много времени, а сидеть на месте и созерцать пейзажи Хитромору надоело. Знал бы, что так получится, захватил бы с собой телевизор.

К тому же, нельзя допустить, чтобы братец и его команда сами во всем разобрались. Ведь отец все узнает. Не от Нестора, конечно. Точнее, не факт, что от него. Как и любой другой полукровка, братец при желании мог наврать с три короба, глазом не моргнув. А вот он, Хитромор, физически не был способен на ложь. А перед отцом не извернешься, всю правду вытянет так или иначе. Будь все по-другому, никакого изгнания не нарисовалось бы и в помине. Может, врать Хитромор и не умел, зато изворачивался всегда лучше всех.

Хорошо еще, что Угрим отцовскими способностями не обладал, иначе понял бы, что с Мальфридой не все так гладко. Хитромор сомневался, что смог сохранить лицо, когда впервые увидел мертвую лесную деву. Ведь в тот момент она отчаянно походила на Остролину. Как ужасное напоминание, что его прекрасной невесты уже никогда не будет рядом. И это еще одна смерть на его пути.