Полина Полежаева - Волны идут

Тишина никак не вязалась с тем, что Глеб видел вокруг. Сюда не долетал даже шум моря, лишь порой шелестели оливы. И вдруг в этом безмолвии разнесся звук, заставивший Глеба вскочить. Никаких сомнений, донесся он из дома позади – щелкнул замок. И, хоть Глеб уже удостоверился, что дверь была закрыта, он снова нажал на ручку. На этот раз она поддалась, скрипнули петли и залитое светом крыльцо прорезала тонкая полоса темноты.

– Есть кто? – почти прошептал Глеб, переступая порог. И будто ответом откуда-то из глубины дома до него донесся приглушенный сладковатый запах. Глеб сделал еще шаг и оказался в полумраке прихожей, где щелка приоткрытой двери стала единственным источником света. Смутный силуэт коридора вел вглубь дома. Прислушиваясь к каждому своему шагу, Глеб двинулся вперед, касаясь кончиками пальцев будто слегка влажной штукатурки. За поворотом коридора вдруг стало светлее – несколько крохотных слуховых окон в потолке горели голубизной неба прямо у него над головой. Это показалось Глебу странным, ведь снаружи он видел, что у здания был второй этаж. Но сейчас его внимание привлекло другое. Прямо посередине коридор был завален грудой хлама: коробками, тряпьем, деревянными обломками, гнутыми кусками металла и даже ветками с редкими и скрученными листочками. Глеб замер перед этой странной баррикадой, раздумывая, не повернуть ли назад. В конце концов, он вломился в чей-то дом. Однако, жажда давала о себе знать и требовала идти дальше, чтобы найти кухню или ванную. Возможно, водопровод все еще работал.

Перед баррикадой Глеб заметил дверь и отправился дальше. Он снова погрузился во тьму – окна в остальном доме были заколочены, неподвижно стоял спертый влажный воздух. Когда Глеб касался стен, по ним сбегали холодные капли. Он двигался на ощупь, находил все новые и новые двери, порой натыкался на что-то во мраке и уже не помнил, сколько комнат миновал, содрогаясь от каждого скрипа. Он остановился, ухватился за выступ стены. Казалось, стоит опустить руки, сделать еще хоть один шаг, и он исчезнет, потеряется навсегда. Пот катился по лицу, словно капли, бегущие по стенам. Глаза шарили по непроглядной темноте нескончаемого дома, а дыхание сотрясало хрипом грудь. «Не входи в пустые дома», – вспыхнула в его памяти свежая надпись на ржавом указателе.

– Не входи, не входи, – прошептал Глеб. Откуда он пришел? И зачем забрел так далеко? Зачем он вообще зашел сюда, идиот?! Глеб развернулся и все-таки заставил себя сделать пару шагов. Потом еще несколько, еще и еще… Где-то в темноте скрывался выход в предыдущую комнату… Что-то грянулось об пол, сбитое им по пути. Ботинки вдруг зачавкали по чему-то вязкому, а руки уткнулись в сплошную стену.

– Нет, нет, нет, – простонал Глеб, зашелестел пальцами по штукатурке, наткнулся на разбухшее от влаги дерево, всем телом толкнул плотно засевшую дверь и ввалился в комнату. Дыхание перехватило, горло сковал спазм – он узнал этот смрад, едва уловимо донесшийся до него еще в прихожей. Сладковатый привкус гнили. Глеб чувствовал его даже на губах. Как и в Королевской Академии.

Здесь было светло, два мутных окна давали достаточно света, чтобы разглядеть окружавший Глеба кошмар. Под его ногами чавкала вода, покрытая тонкой переливающейся пленкой, а в воде горами, осыпающимися липкими грудами лежала рыба. На бледном свету блестели десятки, даже сотни острых почерневших плавников, замыленных мертвых глаз и обмякших тел – от крохотных мальков до метровых туш. А над всем этим гниющим месивом поднимался назойливый, пронзительный шум тысяч сетчатых крыльев мух, опьяненных смрадом падали.

Глеб кинулся назад. Он снова и снова миновал комнаты, бился в закрытые двери, содрогался от чего-то влажного, то и дело касавшегося его лица. На бегу он зацепился за что-то рукой, а может быть это нечто само обвилось вокруг его запястья. Рывок, грохот – и он уже несся дальше, словно обезумевший от страха зверь. И вдруг Глеб оказался под тремя слуховыми окнами, смотревшими на него голубыми глазами чистого неба. Не замедляясь, он врезался в уже знакомую баррикаду из хлама, которая теперь преграждала дорогу к выходу. Несколько секунд грохота, острой боли, борьбы, и он выбежал под слепящие лучи солнца и захлопнул за собой дверь.

Только теперь Глеб смог нормально дышать. Теплый воздух, наполненный соленым запахом моря, будто очищал его легкие, все еще заполненные зловонием падали. Из неглубокой царапины на боку сочились и проступали через порванную рубашку капли крови. То, что зацепило Глеба в темноте, так и осталось намотанным на его руку – поперек разбитой ладони вилась нить пожелтевших от старости жемчужных бус.

Пиджак вместе с запасом инжира канул где-то в бесконечном темном лабиринте, и Глеб, оставшийся в одной рубашке, поспешил поскорее убраться от безумного дома. Снаружи он казался совсем небольшим и уж точно не мог вместить в себя все те комнаты, по которым Глеб метался будто целую вечность.

Перебирая бусы между пальцами, он проходил пустынные перекрестки и терялся в догадках, какого лешего он здесь делает. К ночи придется вернуться к колонке с водой, если на его пути так и не встретится кто-нибудь, способный объяснить, что здесь происходит.

И вдруг до него снова донесся звук. Он приближался, слышался все отчетливей – тихий шелест под аккомпанемент ритмичного визгливого скрипа. Почти что музыка, от которой все нутро Глеба сжалось и скрутилось в узел в ожидании новых неприятностей. Но тут скрип, став совсем отчетливым, вынырнул из-за угла дома. Это оказался велосипед. На нем, как ни в чем не бывало, сидели два мальчишки. Один в седле, а другой, помладше, на багажнике позади. Даже не взглянув на Глеба, дети пронеслись мимо. На каждый поворот педалей скрипела ржавая цепь, а старенький звонок потрескивал в ответ на неровности мостовой.

– Стойте! – заорал Глеб, бросаясь вслед за быстро удаляющимся велосипедом. – Подождите! Мне нужна помощь!

Мальчики заложили крутой вираж и скрылись за поворотом так же стремительно, как и появились. Пробежав еще пару шагов, Глеб остановился, не в силах поверить в эту несправедливость.

– Да чтоб вас… – прохрипел он, но все-таки воздержался от страшных ругательств, так и рвавшихся наружу. Что еще ожидать от детей? Плевать они хотели на чужие проблемы.

Глеб продолжил путь. Должно быть, он сошел с ума. Да, это было самым очевидным объяснением. Теперь он не был уверен ни в чем, и сам город, пляж, море, ужасный дом и дети виделись ему плодом собственного больного воображения.

«Это может быть пагубным влиянием ваших скульптур», – вспомнил он слова Кристины.

И тут среди плоских крыш безжизненных домов он увидел стройную колокольню.