Дон Боррзини - Пунитаялини

Встал. Брезгливо отряхнулся. (Надо одеться. Постель или кровать чем-то воняет. Кстати, надо купить костюм. Несколько галстуков, рубашек). Подумалось о том, как важно быть свободным, особенно для мужчины. Собрал наручники, швырнул под кровать. Да, вот и он, кейс. Его тоже под кровать. Эта путана все еще рыдала, обхватив подушку и выпятив порочный зад. (Какая у нее все-таки красивая промежность, так и истекает тонкими флюидами искушения. А досталась грязной мерзавке. Ну не насмешка ли природы? Сколько добрых, умных, главное – порядочных! – женщин лишены даже подобия такой прелести. Почему?! Да потому что все лучшее в этой жизни достается тварям. Не иначе, как от диавола).

– Миленький, о чем ты думаешь? – очнулась внезапно.

(Куда и слезы делись. Моментально подсохли на жаркой шлюшке).

– Я тебе не миленький. А думаю о вещах, абсолютно тебя не касательных.

– Хорошо, Джо (его вдруг передернуло от собственного имени в её устах) и что мы будем делать дальше? – вставая с кровати, пошла на него, облизывая пухлые алые губы.

Он неловко попятился. Задел что-то ногою, повернулся. В клетке, задрав лапки с загнутыми когтями, свернув набок голову, затрапезным бомжом покоился Гейтор. «Крок!» – прошептал Джо, руки и губы его затряслись. Она увидела попугая, рассмеялась. Глянув на Джо, осеклась, замерла. Грудь и соски вызывающе подрагивали, на губах таяла змеиная улыбка. «Жалко крокодильчика», – сказала, впрочем, картинно вздохнув, положив руку на бедро.

Джо внимательно и печально смотрел на своего крылатого любимца.

(Теперь с тобою очаровательная голая чертовка. Ты этого хотел, да? А Крок, выходит, погиб за тебя, за твою свободу, может быть, даже за жизнь твою. Положил свою маленькую, но, тем не менее, единственную жизнь. Жалкий скорбный усопший птах). Крок увиделся ему сейчас другим, он с удивлением рассматривал попугая в совершенно ином свете, – такого вот, незнакомого, неизвестного. (Мученик поневоле. Сакральная жертва. Так, хватит, не надо больше!) Сходил в ванную, вернулся с полотенцем, накрыл клетку. Им овладела решимость. Воровка, слегка опустив левое плечо, зыркала со скрытым страхом. Джо прошелся от кровати к столу. Еще, и еще. Остановился, бросил в это теперь лишнее смазливое лицо:

– Так, вали. Одевайся и – вали!

– Бэйби, ты что? Час ночи.

– А хоть два, хоть три, хоть четыре. Вали, пока я добрый, пока не вытолкал тебя отсюда нагишом.

У неё подкосились ноги, – упала на колени, подняв на него полные слез глаза, повторила пересохшими губами: «Я сделаю все, что прикажешь, лишь бы замять возникшее между нами недоразумение». (Ха-ха. Не смешно, однако. Тогда было, сейчас – нет. И вообще, время так быстротечно. Всё мгновенно меняет смыслы и/или обретает новые). «Не было никакого недоразумения, заводная дура. Ты меня просто обокрала. Это – не недоразумение, а вообще сущий пустяк, совершенно расхожее явление». – «Я… не хотела, зачем ты так». Задрожала, словно ей вдруг сделалось холодно. Покрылась гусиной кожей. Поползла к нему на коленях: «Ведь всё вернула. Твой саквояжик со змейками даже не раскрывала». (Ничего нельзя вернуть. Что за чушь? Тем не менее, ты выплакала себе прощение. Или отхлестать порочную дьяволицу как должно?)

– Окей, краткий сеанс БДСМ окончен. Покажи-ка свою спортивную выправку. Стойку на голове можешь сделать?

– Стойку? На голове? Ага, запросто. Возле стенки. – Подлетела к стене, наклонилась, виновато улыбаясь ему всем своим лоном, готовая к перемене баланса.

– Постой! Кто же так делает? Рюкзак надень. Разве ж можно без рюкзака, дура.

Надела быстро, стала на голову.

– Наручники туда положила?

– Нет, а зачем?

– Зачем? Тебе, конечно, лишнее, а мне вовсе и нет. Ведь я в них был, не ты.

Она свалилась на пол, забегала по комнате. Выудила железки из-под кровати, положила в рюкзачок:

– Дорогой, мы ничего не забыли? Всё, уже можно становиться? – Ну, становись, – улыбнулся он.

Стойка на голове ей очень шла. Стройные ножки улетали ввысь. «Слегка разведи… ноги». Открылась промежность с пышными половыми губами. Они сияли, обрамляя влагалище, как лепестки. Бутон клитора радостно проклюнулся, словно ранний цветок весной. (Ага, вот что. Лепестки не мешало бы чуть разгладить). И он пошел, вымыл руки (Бизнес нужно делать чистыми руками), и разгладил, любуясь. Она застонала: «Такие нежные пальцы. Ты сделал именно то, чего я хотела – разгладил мне лепесточки». (Хороша, чертовка. Хотя, – ну её к черту). Все же смотрел, восхищенный, на эту чудовищную красоту.

– Так, все, хватит. На землю.

– А я еще могла бы простоять хоть полчаса, – рапортовала физкультурница, победно улыбаясь.

«Одевайся теперь». Она поглядела странно. (Удивленно? С мольбой?) Надела футболку, и ходила кругами, как кошка, сверкая зелеными глазами. «Ну, тогда остальную одежду сложи в рюкзак, чтобы не валялась тут. Устроим аккуратный привал у ручья. Может, даже разобьем лагерь на скалах». (Пускай будет определенная свобода действий. Но и распускать тоже нельзя). Вообще-то уже пора было спать. «Так, время позднее. В кровать!» – скомандовал он и выключил свет, лег.

Эшли, мурлыча, забралась под одеяло, прижалась. Нагая. Опять.

– Ты зачем сняла футболку? – сердито спросил он.

– Кролик, запомни раз и навсегда: я не люблю спать в футболках, – ласкалась она к Джо. – Вообще надеваю что-либо из одежды только в случае крайней необходимости.

– Когда идешь на работу?

– Идешь на работу?

– Ну, когда выходишь на охоту, чтобы кого-нибудь выпотрошить.

– У, не говори гадости, – засучила ногами.

– Какие ещё гадости? Голая, как ты, правда. Как давно ведешь такой образ жизни?

– Такой образ жизни веду… – водила она по его торсу дрожащим пальцем, – Безумно давно.

– И как долго будет продолжаться это безумие?

– Ррр, – скользнула горячим пальцем по отзывчивому стволу, – Не знаю.

(Она даже не сказала: всё, с этим пора заканчивать. Ну вы подумайте?!)

"Но ты понимаешь, что совершаешь кражу?" – задумчиво шептал он в потолок, закинув руки за голову; Эшли била мелкая дрожь. "Осознаешь ведь, что просто воруешь – изобретательно, правда, но – воруешь у мужчин?!" Пунита тряслась. Ерзая, ласкаясь, целуя, она изловчилась, забралась на член. "Ох, какой же он хорошенький. Я полюбила его еще издали", – бормотала, насаживаясь, какую-то ересь, и застонала, закрывая и раскрывая глаза. В то время как Джо всего лишь добивался ответа на простейший вопрос: как долго такое может продолжаться? "Что?.. Я не знаю, не знаю я, – бормотала Ялини, а потом, содрогаясь всем телом, выкрикнула что-то вроде, – Пусть это длится вечно!"

Ночь прошла безумно. Стояла полная луна – они не закрыли жалюзи – и освещала комнату своим колдовским светом. Стоило ему, отдыхая от ласк, глянуть на её тело, как всё у них начиналось заново. Джо шептал, как глупо, пошло, порочно проходила ее жизнь. Пунита злилась, юлила, дрожала, подбираясь. Умоляла «войти» или, сама, «вскочив», уносилась куда-то. Там, гарцуя на своем горячем жеребце, металась по краю обрыва, заглядывала в пропасть, разметав, как ведьма, волосы, блестя грудью, сверкая безумными изумрудными глазами на раскрасневшемся лице. Смеялась, стонала и кричала от наслаждения.