Яна Желтакова - Погружение в фэнтези

Родион знал карту наизусть, изучал каждый день миллиметр за миллиметром, поэтому ему удавалось вернуться домой и не потеряться. Он мог ориентироваться на местности и с закрытыми глазами, четко откалибровав свой шаг на 80 сантиметров, зная расстояние на карте, ее масштаб, быстро производя вычисления в голове. Это было необходимо, иначе не вернуться домой…

Раньше бы он так не рисковал, но сейчас все иначе. Раньше его дома ждали, а теперь… Он еще раз взглянул на карту: по краям от гвоздей образовались ржавые подтеки.

«Она бы давно заставила ее снять!» – подумал он и вздохнул. По коже пробежали мурашки: от мыслей или от того, что в дом начала пробираться прохлада вечера.

Иллюстратор: Паринская Мария

Родион подошел к камину, положил дрова и чиркнул спичкой. Как по команде холодный кулак медленно сжал его сердце и несколько секунд сдерживал его, обдумывая, раздавить ли болью полностью или позволить жить. Победа была на стороне жизни, хотя сам Родион в этот момент, затаив дыхание, мысленно просил о первом варианте.

Каждый раз! Он верил, что все получится, что он справится, что достигнет своей цели, но вечерами поток нахлынувших воспоминаний причинял боль, сожаления захватывали его, и ему хотелось выбежать на улицу и так же исчезнуть. Хотелось причинить себе физическую боль, почувствовать вкус крови, лишь бы заглушить бушующую агонию внутри себя.

Но вместо этого Родион ложился на спину перед камином, закрывал глаза и отдавался воспоминаниям. Смешанные чувства накрывали его: боль сплеталась с радостью, смешивала свои краски и омрачала мысли, а счастье, подобно сахару в чае, растворялось в поднявшихся сожалениях и насыщало его сладкими нотками.

Он так боялся, что забудет ее, не вспомнит ее голоса, лица, потом уйдут из памяти их разговоры, останется только легкая дымка, за которой не будет видно людей, только слегка заметные образы, но все уже будет нереально – прошлое со слоем домыслов, выдумок, фантазий… Не будет чистоты воспоминаний.

Родион боялся этого. И не зря. Тогда, через три дня после случившегося, он проснулся утром, повернулся на ее сторону кровати и не смог почувствовать ее запаха, он резко соскочил, подошел к шкафу, где стройным рядом, от светлого к темному, педантично висела ее одежда, взял первую попавшуюся и вдохнул. Ничего!

– Ничего! – он закричал, стал быстро срывать одну за другой ее вещи с плечиков и вдыхать запах. – Ничего!

Родион опустился на колени, держа в руках ворох ее одежды. Это был первый звонок. У него не было ее фотографий, они так и не успели их сделать, хотели, но не было времени. Им и в голову не могло прийти, что кто-то из них исчезнет. Не верили. Ведь они точно знали, что не потеряют себя, а еще придумали одну игру. Наивные!

Наивная! Родион начал вызывать в своей голове ее образ, представлять, как она выглядит, но вместо этого приходил момент ее исчезновения. Тот момент! Он ненавидел его, но еще больше себя.

Только ненависть не помогала, это воспоминание приходило всегда, когда он начинал думать о ней. Съедаемый страхом потерять ее в своей памяти, Родион перестал спать: он боялся что-либо делать, переключить внимание, сконцентрироваться на чем-то другом.

В доме стало холодно, и он пошел разжигать камин. Именно тогда в первый раз пришли боль и яркие воспоминания о ней. После они стали приходить каждый раз, когда он делал то, что они с ней делали вместе. Всегда в сопровождении боли, но только в первые секунды невыносимой, невозможной для терпения, а после приходила радость.

Сейчас, лежа перед камином с закрытыми глазами, Родион улыбался, ему пришел в воспоминаниях их совместный вечер. Они сидели на ковре друг перед другом и разговаривали обо всем, он смотрел на нее пристально, изучая ее лицо. Она засмущалась и слегка повернула голову налево. Он поднял свою руку и повернул ее лицо к себе.

– Что такое?

– Не смотри так пристально, я стесняюсь своего шрама! – тихо проговорила она.

Родион улыбнулся, он хотел засмеяться, но почувствовал, что это будет ей неприятно. Вместо этого пальцем провел по ее едва заметному шраму над верхней губой: хотя он больше напоминал тонкую белую полоску, которую можно было разглядеть вблизи, но ее беспокоил.

– Никогда не стесняйся меня. Я люблю в тебе каждую клеточку. То, что ты считаешь изъяном, для меня – твоя изюминка, составляющая часть твоей особой красоты. Ты для меня – совершенство.

– Даже если я совершаю глупости?

– Это делает тебя живым совершенством, а не недосягаемым идеалом.

Она засмеялась и легла ему на плечо. Родион гладил ее волосы, которые напитались теплом от огня и грели его руки.

С ее присутствием в его жизнь вошел дом – не физическое строение, а душевный уют, чувствование «домашнего очага». Она изменила в нем многое. У него была воля – движущий компонент, он мог идти напролом к своей цели, но она еще дала ему веру – отсутствующий элемент. Именно он весь механизм его жизни привел в движение, дал дополнительную силу его движению.

Родион, продолжая гладить ее по волосам, стал рассказывать:

– Все мы были детьми, и у каждого есть детские шрамы, а потом во взрослой жизни, когда фокус внимания больше на внешность переходит, мы начинаем ругать себя за отсутствие внимательности и за все шалости, приведшие вот к таким отметинам. Твой шрам прекрасен. Запомни, я не могу тебя любить за что-то одно, а за другое – нет, я люблю тебя всю. Люблю и все. У меня тоже есть шрам, и я его тоже прячу.

Она соскочила, в ее глазах горел блеск, как у ребенка, который узнал что-то очень интересное:

– Правда? Покажи!

Родион заулыбался. Он любовался ею всегда, ее цветом волос, который сама она называла имбирным, он ей верил, потому что в цветах разбирался плохо: светлый, темный и рыжий – вот и все характеристики, которые были в его арсенале для волос. Его восхищал ее курносый нос и большие кофейные глаза… Именно так – даже не из-за цвета, а потому что, глядя в них, он начинал ощущать бодрость и подъем энергии. Она была его допингом.

Родион повернулся к ней левым ухом и немного отодвинул его, показывая ей кривой, рваный, белый шрам.

– Ого! – проговорила она, смотря на него завороженно.

– Гвоздь! В детстве!

– Знаешь, а давай считать, что это случилось в один день, и нас таким образом еще с детства связали?

– Фантазерка ты у меня! – засмеялся он. – Мне нравится.

Родион не хотел возвращаться из своих воспоминаний: ни сегодня, ни вчера, никогда, но он точно знал, что если уйти в них, то жизнь просто станет иллюзией, а ему хотелось настоящего, своего, родного. Ее ту, которая понимала его с полуслова, с которой ему было тепло, уютно, расслабленно. Где расслабленность, там легкость жизни. Это он знал, это он уже прочувствовал. Именно поэтому он с трудом открыл глаза, возвращаясь из воспоминаний в пустой дом, перевернулся на бок лицом к камину и уснул.