Мария Вилонова - Дети Нитей. Великие Дома

– И в следующий раз зарезали бы кого-то, у кого не нашлось бы оружия, – мрачно напомнил Алу-Ша, и, глотнув айсуна, заключил: – По крайней мере, они не мучились. И никого уже мучить не смогут.

– Тоже правда, – я снова забрал кувшинчик. – Но менее отвратительной вся эта ситуация не становится.

Мы пили айсун по очереди, сначала стремясь прогнать дурное настроение, а после разговорились и просто наслаждались компанией друг друга. Алу-Ша доверительно сообщил, что выполняет сейчас задание влиятельной особы из Дома Суулед, а все эти товары в телеге —лишь прикрытие, чтобы его пропустили к торговой площади Оккара. Я не стал выспрашивать подробности – сам прекрасно знал, что Дома любят прибегать к помощи контрабандистов в особо деликатных ситуациях. Да и суулед не стал бы говорить больше, чем мог себе позволить, хоть и выпил в тот момент лишнего. В основном он завел этот монолог, чтобы пожаловаться, что, даже выполняя поручение собственного Дома, пусть и слабо-официальное, он остается для магов почти преступником, человеком, которому не поклонятся в приличном обществе. Я с трудом сдержался от того, чтобы задать несколько вопросов о его собственном коконе, ровно, как и том, зачем он вообще сменил статус одного из Детей Нитей на весьма незавидное положение контрабандиста. Лезть в душу торговцу с подобным любопытством было бы, полагаю, довольно грубо. Так что я только с улыбкой выслушал, как Алу-Ша довольно красноречиво описал, что именно его заказчик может сделать со своим золотом, когда я осторожно напомнил о вполне весомой награде за подобные задания. Думаю, тут суулед все же слегка слукавил, хотя и не лгал – ложь бы я почувствовал, но этим-то он и вынудил меня задать вопрос, зачем ему черный рынок, если деньги его не интересуют.

– Азарт, Алво, азарт и жажда приключений. Все эти официальные – надутые унапы, что чинно следуют по дороге в окружении маленькой армии, – он скривился и сплюнул, – они настоящей опасности даже не нюхали. Знай себе иди да бумажки подписывай. А мне – мне нервы пощекотать хочется, и переговоры посложнее, чтоб после сделки домой возвращаться героем.

Я с улыбкой рассматривал торговца. Все-таки он, несмотря на всю свою уравновешенность и спокойствие, был настоящим сууледом, бешеным искателем приключений. Мне нравились такие люди, именно такие, как Алу-Ша, ведь по долгу службы я куда чаще встречал тех, кто совсем иначе использовал свой безумный южный темперамент, выражая тягу к риску и упрямое следование целям бесконечными погромами севера земель родного Дома.

На следующий день, рано утром, мы продолжили путь. С тех пор, как мы поднялись в горы, дорога стала куда безопасней, об этом стражи-маги Дех-Раадена заботились с особой тщательностью, а вот пейзажи здесь оказались на ужас однообразными. Я читал описания многих путешествий в Оккар, но, честно сказать, когда увидел местность своими глазами, был несколько разочарован. Путешественники сходились на мысли, что все эти каменные плато, мелкие речушки и желто-зеленые вершины хребтов были поистине великолепны, только с уверенностью могу сказать, что Серые горы Сериона, их пики с вечными снежными шапками и склоны, поросшие древними деревьями, куда прекрасней местных однотипных каменюк.

За время пути мы миновали немало поселений скотоводов – небольшие скопления домиков у подножья очередной вершины. Мирно пасущиеся стада рыжих бекетов не привносили в пейзаж красоты, но добавляли поездке ощущение покоя. Временами воздух прорезали душераздирающие вопли туулов, а в небе кружили хищные птицы. Все это завораживало и почти усыпляло, заставляло погрузиться в себя и молчать наедине с собой, окруженным рамками желто-зеленых гор. Обычно я находил похожее состояние в особняке моей бабушки. Там, где жила община алхимиков, простаков-зельеваров – вроде магов, но совершенно бессмысленных в условиях врачей-серионцев. Тех самых, кто абсолютно уперто и необоснованно продолжал игнорировать Нити Разума везде, кроме своих зелий. Подобные странные люди раздражали меня дурным упрямством и нежеланием признавать, что их алхимия малоинтересна миру, но бабушка была одной из них. Так что просто из огромного уважения к этой женщине и искренней любви к тем местам я терпел подобных чудаков, получая взамен удовольствие бывать в этой крошечной деревушке. Настолько незначительной, что ее не было ни на одной карте мира.

Теперь, встретив вновь то умиротворенное состояние созерцания природы, погрузившись в тишину и спокойствие плоскогорья Дех-Раадена, я размышлял, что возможно в этих бескрайних пейзажах, где ты сам – только лишнее, маленькое пятно на идеальной картине богов, и кроется секрет рааденов, магов Земли. Тайна их отстраненности, закрытости от мира и нелюбви выражать свои эмоции. К чему им вообще эти интриги и вечные склоки между Домами, если они лишь покорные дети своего божества, Раада? Если все, что окружает их, служит только напоминанием о скоротечности времени? Уйдут они и поколения после них, а эти ручьи, горы и птицы останутся неизменны, даже если все, сотворенное человеком, обратится в прах.

Подобные размышления не вгоняли меня в тоску и уныние, но я все же чувствовал себя здесь не слишком уютно и, пожалуй, не в состоянии бы оказался провести в подобных пейзажах хотя бы месяц, не говоря уж про целую жизнь. Мне куда ближе ощущение пульсирующего, вечно меняющегося мира – хаотичная суета порта Мирты, узкие улочки Кэроса, где само окружение заставляет тебя прислушиваться к тихому шепоту в череде звуков, или размеренный, незамолкающий ритм каменных проспектов Сериона. Я слишком привык и слишком любил все контролировать, чтобы долго находиться там, где тебе неподвластны даже собственные мысли.

А вот моих спутников местные ландшафты угнетали куда больше. Они то и дело озирались, нервно сжимали кулаки на рукоятях мечей с такой силой, что белели костяшки пальцев. Бешеных сууленов, нелегальных торговцев, вечно летящих вперед наперегонки со временем, привыкших, что за каждым кустом их ждет если не опасность, то уж точно неприятная неожиданность, тишина и мертвецкое спокойствие этих гор просто сводили с ума. Они ждали подвоха от каждого камушка на нашей однообразной дороге, а когда не дожидались, начинали напрягаться с утроенной силой. Но камни оставались совершенно неподвижны, бекеты безразлично жевали траву, и никаких неприятностей, за исключением разве что возможного мелкого дождя, судьба нам не готовила. А вот битву за здравый рассудок, который вели мои спутники каждый сам с собой, обладатели этого рассудка явно не выигрывали. Я, как серионец, ощущал гнетущие напряжение и страх настолько четко, что и мне уже начинало становиться не по себе. Я знал возможные последствия того, что сейчас происходило в головах этих людей и потому, при первом же подвернувшемся случае, предложил свернуть к видневшейся поодаль деревушке, сославшись на ужасную жару.