Мария Вилонова - Дети Нитей. Восток

Май 1313 года нового времени.

Десять лет назад (воспоминания Дэйшу).

Первое мое воспоминание о ткани мироздания связано с матерью. Она всегда была холодной и отстраненной, не слишком-то любила, казалось, баловать меня своим вниманием или заботой. Но, когда я думаю о том, как впервые уловил Нити, я слышу ее голос и вижу ее тонкие, теплые пальцы на своих детских ладонях.

Я вырос на Западе, в поместье отца, у самого берега моря. Небольшой городок, шум волн и крики птиц. Заросли омессы, каменные бухты, скалы. Шторма, что выбрасывали на берег морские раковины и прочие бесконечно интересные для пятилетнего ребенка дары древнего Йорока. Пристань, куда мы с папой ходили временами, смотрели, как на горизонте гордо высятся белые паруса кораблей. Не то, чтобы об отце у меня сохранилось много теплых воспоминаний: у него никогда не находилось в достатке времени и желания, чтобы тратить их на меня. Просто о нем их было больше, много больше, чем о матери. Его широкая, твердая ладонь, которой он сжимал мою руку, пока мы гуляли. Его голос, рокочущий и густой. Смех и внимательный взгляд прозрачных голубых глаз. Расплывчатые, почти неуловимые мгновения, которые я берегу в памяти и ценю даже сейчас. Может, многое забылось, а что-то было додумано мной после. Может то, что я вспоминаю и вовсе никогда не случалось, приснилось или было только мечтами, наивными детскими грезами, не знаю. Но я хотел сохранить и его, и поместье на берегу моря и свое детство. Именно такими, какими они казались, чудились мне тогда. Короткие, неясные воспоминания из далекого прошлого. Моменты покоя и домашнего уюта – все это о моем отце. О матери я почти ничего не помню. Кроме одного, зато очень яркого мгновения своей жизни на Западе.

Солнечное утро. Длинный дубовый стол в обеденном зале. Мои брат и сестра, младшие, близнецы, снова капризничают и хныкают, пока служанка пытается их накормить. Мать и отец во главе стола, собранные, серьезные, молчаливые, как всегда. Мне скучно. Я хочу скорее уйти, там, во дворе, куда интересней, чем слушать эту наполненную детскими всхлипами тишину. Отец обещал вечером сходить на пристань, обещал купить печеных в меде яблок, так что я должен вести себя прилично. Не мешать, не шуметь, играть тихо и аккуратно. Уроков сегодня нет, значит следовало забиться в самый дальний уголок нашего сада и сидеть там до заката, чтобы получить желанную награду за хорошее поведение. Как же скучно… Еще немного продержаться… Я нехотя ковыряюсь в тарелке, с неким отвращением разглядывая кашу, которая все никак не желает кончаться. Поднимаю глаза от еды и…

– Паутинка. – Я с удивлением разглядываю тонкую, переливающаяся ниточку, что зависла передо мной в воздухе.

Она совсем не похожа на то, что я видел в саду. Там – молчаливые серебристые плетения, в которых мне нравились искрящиеся капельки росы. Эта – манит и зовет, словно поет мне, тихонько звенит очень красивую мелодию. Кажется, я слышу слова, но они непонятны, я не могу их разобрать, хоть и очень теперь пытаюсь. Будто женщина где-то далеко напевает песню. Уверен, я никогда не знал ни ее, ни этого напева, но теперь они кажутся словно родными, очень нужными. Я застыл, не отрывая взгляда от ниточки, весь обратился в слух и даже зачем-то затаил дыхание. Звук гулкий, словно через стекло. Я жутко боялся сейчас прекратить слышать его вовсе.

– Присмотрись, Дэйшу. – Мягкий, ласковый голос матери, впервые, наверное, она говорит так нежно. – Вдруг она здесь не одна?

Я обвожу взглядом комнату, наполненную серебристыми паутинками, и киваю с очень счастливой улыбкой. Красиво. От моей скуки не осталось и следа, я завороженно наблюдаю за тоненькими ниточками.

Скрип стула. Мать встала и подошла ко мне. Мягкие ладони на плечах. Я вздрогнул, совершенно непривычный к ее ласке. Терпкий, чуть горьковатый запах трав от ее одежды. Водопад темных, медно-рыжих волос, ярко блеснувших на солнце, когда она наклонилась ко мне. Нежный, полный теплоты голос у самого уха:

– Видишь еще что-нибудь, сынок?

Я не видел ничего, кроме серебристых паутинок. Стало обидно и больно, я был уверен, что, скажи я правду, все мамины ласка и нежность пропадут без следа. Но отец обещал пристань и яблок с медом. Если я совру, они поймут, они всегда понимают, а значит не будет и вечерней прогулки. Я хлюпнул носом, почти готовый зареветь.

– Ничего. – Мать выпрямилась, но не отпустила мои плечи. – Еще увидишь, просто не сегодня.

– Но, тем не менее, он – маг, Аюра. – Густой бас отца, спокойный, но словно немного укоризненный.

Он часто говорил со мной таким тоном, когда я не слушался. Теперь он говорил так с мамой. Почему?

– Ты не поверишь, но я догадалась, Явар. – Отозвалась мама с раздражением и крепче сжала мои плечи.

– Ты все еще считаешь, что отнять у сына самое важное, что есть и в твоей жизни, это хорошая идея, Ая? – Холодно уточнил отец.

– Откуда тебе знать об этом, Явар? – Вздохнула за спиной мама. – Для начала, ты никогда не видел ткани мироздания.

– Только маг может осознать ценность того, что становится смыслом жизни, правда ведь, дорогая? – Мрачно бросил отец. – И ты прекрасно понимаешь, о чем я сейчас говорю.

Мать стиснула пальцы еще сильнее.

– Он – маг, Ая. – Снова повторил отец. – У Карсо есть теперь другие.

– Ты хочешь, чтобы твои дети… – раздраженно начала мать.

– Я хочу знать, что с моими детьми не станут творить подобных глупостей, Аюра. – отрезал отец с некой злостью. – А сейчас я не могу, заметь, быть в этом уверен.

Мне не нравилось, как они говорят. Еще больше – то, что они говорят так из-за меня. Быть магом – плохо? Они злятся на то, что я вижу эти паутинки, правильно? Но… Они звали меня, такие удивительные и красивые. Я очень, очень хотел видеть их, хотел к ним прикоснуться. Я почти не мог уже сопротивляться этому, хотя и боялся до ужаса, что родители разозлятся еще больше. Они ругались из-за меня, говорили странные и непонятные вещи, а я… Я сдался. Ни теплые руки мамы, ни манящие яблоки с медом не могли стоять против голоса паутинок. Ничего не имело значения, только они, серебристые ниточки, что искрились по всей комнате.

– Дэйшу, нет, – мать сжала пальцами мои ладони, когда я все же потянулся к одной из паутинок. – Дождись остальных, сынок.

– Остальных? – Я снова обвел взглядом ниточки.

В моем представлении их было более, чем достаточно. Разве нужны другие? Но мама, кажется, не злится. Это уже хорошо.

– Их… шесть, – она немного тяжело вздохнула. – Скоро ты увидишь их все.

– Они разные? – с любопытством спросил я.

Я услышал, как мама усмехнулась. Теплые, мягкие пальцы все еще нежно сжимали мои ладони, это было невероятно приятно. Я на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, паутинок уже не было. Только дубовый стол, хныканье младших и солнечный свет из окон. Я шмыгнул носом. Не хочу, чтобы все было так. Почему они ушли?