Ольга Овчинникова - Доедать не обязательно

В этот момент с Соней происходит сразу две странности. Сначала её ноги касается нечто упругое, похожее на хвост. Она бросает взгляд вниз, полная уверенности, что тут же увидит кошку, которая обтирается усами и телом обо всё подряд в надежде на внимание или еду. Тем не менее, никаких кошек или котов она там не видит. Внизу имеются её ноги, обутые в демисезонки, и асфальт, влажный от стремительно тающего снега, – и только. Странно.

Может, ветер молодой хулиганит?

И не успевает она придумать логическое объяснение, как случается кое-что куда более значимое и неожиданное.

Её накрывает огромной тенью.

– Привет, – высокий, широкоплечий мужчина оказывается рядом совершенно внезапно.

Соня вздрагивает и испуганно всматривается в лицо незнакомца. Один его взгляд, – и она проваливается в омут.

«Я погибла», – ударяет в голову мысль. У корней волос становится горячо, живот обдаёт жаром, и за рёбрами ходуном заходится сердце.

– З-з-здравствуйте, – отвечает она осипшим голосом.

Их разделяет стена из нескончаемого потока сосулечных капель.

– Нравятся герберы? – его глаза широко открыты, блестят.

Зубы – белые, точно фарфор – сверкают в глубине очаровательной улыбки, которую он сдерживает, и это делает его ещё более харизматичным. Низкий голос многогранен и бархатист, слегка вибрирует. Ресницы – пушистые, как у ребёнка – добавляют его взрослому лицу беззащитности. Но самое потрясающее всё же – улыбка. Она обескураживает, и Соня с удивлением для себя отмечает, что тоже начинает лыбиться всё шире и шире, причём это выходит само собой и так естественно, как бывает от жирного счастья, распирающего изнутри.

Мужчина пристально изучает её, слегка склонившись из-за разницы в росте:

– Позвольте, я куплю Вам цветок? – и он тыкает пальцем прямо в цыганский глаз, обрамлённый оранжевым оголовьем: – Этот подойдёт?

– Да, – неожиданно соглашается Соня.

Не, ну подумать только!

Одет он достаточно неказисто – в потёртые джинсы и свитерок, – и от самого исходит такой приятный, цветочный аромат… такой сладкий…

Соня с жадностью вдыхает арбузный запах весны вместе с источаемой смесью из дикого мёда и мускуса…

Бдымс! По носу ударяет оголтелая сосулечная капля.

– Ой, – дёргается Соня.

– Как Ваше имя? – спрашивает меж тем мужчина.

– Соня, – отвечает она, потирая нос.

– Давайте зайдём внутрь, Соня, – незнакомец, продолжая сдержанно улыбаться, грациозным жестом приглашает её войти в стеклянный аквариум, наполненный цветами. Он произносит её имя так мягко, словно боится помять.

Будто в наркотическом экстазе Соня заходит внутрь. Мужчина следует позади и, преисполненный радушием, обращается к угрюмой продавщице:

– Девушка… – и от этого его «девушка» в воздухе расплываются горячие флюиды. – Дайте нам герберу, пожалуйста.

Лицо продавщицы озаряется светом. Торопливо вымолвив «конечно», юркой лодочкой она выплывает из-за прилавка и, покачивая бёдрами, направляется к заветной вазе.

Соня в упор изучает свитер незнакомца и петельки на нём, сплетённые в незамысловатые косички. Невыразимо притягательный аромат, будто набирая силу, так призывно манит к себе, что она, зажмурившись, невольно тыкается носом мужчине в подмышку. Смущённо отпрянывает. Сама мысль о том, что какой-то запах может иметь такую власть, кажется нелепой, но сердце колотится так, что готово выпрыгнуть наружу от радости и, одновременно, дикого страха. Чуткая интуиция воет сиреной, и Соня в недоумении морщит лоб. В ушах шумит, ноги слабеют, словно бы она попала в цепкие руки опытного и безжалостного иллюзиониста. Так не может пахнуть человек, но он так пахнет, и она вдруг проникается отчётливой мыслью, что с этой самой минуты становится полностью и неоспоримо причастна только ему одному.

Мужчина расплачивается и протягивает ей герберу.

– Держите, леди.

Оглушённая, раздавленная ощущениями Соня заполучает цветок, и они выходят на улицу в объятия влажной прохлады. Тут мужчина бросает тревожный взгляд куда-то в сторону, и его очаровательная улыбка во мгновение ока гаснет:

– Мне пора.

Он добывает из заднего кармана джинсов ручку, хватает обалдевшую Соню за худую ладонь и торопливо пишет на ней, – цифры получаются перевёрнутыми:

– Позвоните мне, ладно? Вечером.

Будто боясь, что она ответит отказом, он круто разворачивается на каблуках и широкими шагами уносится прочь, на ходу убирая ручку. Соня растерянно смотрит на ладонь с пляшущими цифрами, затем на цветок и, наконец, бросает взгляд в сторону незнакомца, но того и след простыл, – будто сквозь землю провалился. Что это было? Память о запахе будоражит её трепещущее сердце, оранжевая гербера смотрит своим глазом, и это явно не сон.

Она оборачивается и на другой стороне дороги замечает Айрис. Проигнорировав красный сигнал светофора и даже не замедлившись, летящей походкой та устремляется на проезжую часть. Одна из машин оглушительно гудит, огибает её и проносится дальше; остальные со скрипом тормозят, едва не столкнувшись друг с другом, и продолжают медленно ползти по трассе, а две останавливаются окончательно – с этой и другой полосы. Между ними Ириска, грациозно крутя бёдрами, и проходит.

Её подсвеченные солнцем пшеничные волосы обрамляют плечи, – упругие локоны от каждого шага взмывают чуть вверх, – и сама она так фантастически хороша, так свежа и прекрасна, как само воплощение молодости и весны. Водители обеих машин вместо того, чтобы выбежать и начать нецензурно нервничать, заворожённо пялятся на сказочное видение, ослепительную нимфу, обладать которой – во всех смыслах – они сочли бы за счастье. У одного из них рядом сидит жена, которая во время торможения больно приложилась лбом о лобовое же стекло. Проследив за взглядом мужа и отметив его открытый рот, она ревностно мутузит его кулаком в плечо и что-то возмущённо кричит. Видать, и правда, сильно ударилась. А пристёгиваться надо, вообще-то!

Нимфа в это время заканчивает своё дефиле и оказывается рядом, окатив подругу шлейфом терпковатых духов. С визгом, в прыжке она обнимает обескураженную Соню и, завидев в её руке цветок, кричит:

– Ух ты! Сама купила или мужик подарил?

Соня, пожалев, что как-то проболталась, что давно уж покупает себе цветы сама – неслыханное унижение для женщины! – глухо отвечает:

– Мужчина.

– Да ладно! Врёшь! – и Ириска выпытывает дальше: – И что, он хорош? Много зарабатывает? Давай, давай! Колись!

– Да не знаю я.

– Смотри, не западай раньше времени! – щебечет подруга. – Сначала всё узнай, а потом решай: твой-не твой. Чтоб у него квартира своя была! Понятно? А то так и прокукуешь в своей коммуналке до пенсии! А у тебя уже гусиные лапки вон и скорбные складки… – и она умолкает – многозначительно, с жалостью.