Дарья Гущина - Забытые: Тени на снегу

Острог понемногу просыпался. Выползали на улицы люди с лопатами, санками и песнями, над домами затемнели дымки, откуда-то потянуло медовым травяным чаем и горячей сдобой. Я расправила плечи, спустилась с крыльца и побрела по улочке на запах еды. Перекусить, пособирать сплетни и слухи – вдруг кто-то решит, несмотря на погоду, тронуться в путь…

Вёртка вернулась, когда я доедала рыбную похлебку и снова размышляла о внезапной зиме. Тёплое тельце пощекотало спину, привычно кольнуло в копчик, и я выпрямилась, вслушалась в шелестящую речь своей спутницы. Зимник – в дне пути отсюда, в Солнцеясном. А добраться туда можно с помощью местного лихача по прозвищу Н оров. Правда, прежде его надобно протрезвить, да и монет он берёт немало… Но для такого дела я ни заклятий не пожалею, ни денег.

Купив в дорогу булочек и чаю, я отправилась на поиски лихача. Краем уха слушала объяснения Вёртки, интуитивно сворачивала в нужные переулки, но думала о другом.

Когда некто собирается выйти из комнаты, сначала появляется его тень. И размытый силуэт на полу намекнёт: ждите, скоро. Кого? А вот… И то же самое, кажется, происходит и сейчас. По миру расползаются тени Забытых – тех, кто умел обманывать Уводящую, бесконечно продлевая свою жизнь за счёт старой крови. И пока их, вестницы-тени, всего две.

Пока.

Может, я ошибаюсь, и две меченые – совершенно случайно – наткнулись на древние знания, которые во времена Забытых и после искали всем миром, но так и не нашли. Может быть. Но я в такие случайности не верю. Я всегда знала, что время Забытых вернётся. Нас готовили к ним с пелёнок. И к тому, чтобы новая старая беда обошла Шамир стороной. Мы хорошо помним жестокое прошлое. Слишком хорошо. И я из кожи вон вылезу, чтобы…

– Чали! – раздалось позади тоненькое. – Чали, стой! Да погодь же!

Я обернулась. Веснушчатый малец в старом полушубке нараспашку, пыхтя и сопя, догнал меня и протянул засаленный мешочек.

– Наказали передать, – пояснил он, раздуваясь от важности. – За эта… озеро. И за чалиру Зарну, – и шустро сменил тему: – А правда, терь на озеро можно, а? Даж ночью?

– Правда, – я взяла заработок, о котором постоянно забывала. – Но вы вперёд взрослых не лезьте. Пусть они проверят и привыкнут. И разрешат. Понял, чалик?

– Агась! – а хитрые глазёнки заблестели предвкушающе. – Передать чего?

– Слухи и без моего наказа разнесёшь, так? – я прищурилась. – Тогда слушай, что говорить, и чтоб ни слова от себя!

– Ни-ни! – заверил малец.

Странный народ – хладнокровные: слухам и сплетням, которые растащит по острогу этот несмышлёныш, они поверят скорее, чем знающей. А коль так, пусть верят правде, а не выдумкам.

Закончив рассказ мелкой монеткой, я с улыбкой посмотрела вслед удирающему пацану и тоже чуть ли не вприпрыжку устремилась искать своего лихача.

Когда сезон нашей силы заканчивается, мы остаемся без работы. И я внутренне готовилась к тому, что меня отправят разбирать бесконечные кладовые знаний или готовить новичков. А я это жуть как не любила и всегда старалась удрать в дорогу, на поиски необычностей. Да, без чар не осилю – так хоть найду и укажу, где.

Теперь же у меня есть интересное и важное дело. Даже два. Я из-под земли вторую беглянку вытащу, из любого предела выволоку. И попутно постараюсь найти сына погибшей пишущей.

Надобно сообщить наставителю, что я по-прежнему занята. В конце концов, тем, кто остался без силы, не возбранялось странствовать в поисках необычностей или новых, внезапно возникающих меченых.

Как бы глубоко моя добыча ни залегла на дно, теперь она зашевелится. Легко лежится лишь тем, кто знает – их не ищут. Их потеряли. О них забыли . А она понимает, что у неё на хвосте не просто знающая – искрящая. И зашевелится. Или чтобы сбежать и закопаться ещё глубже, или чтобы добыть мою кровь.

Я тебя знаю, Г орда. Ты меня – пока нет. И это поправимо.

До встречи.

В Солнцеясном что-то стряслось.

Вечерело. После долгого дня пути, в котором я потратила две трети своих чар, отчаянно хотелось выбраться из саней, раздеться и зарыться в свежий снег, а потом залечь где-нибудь, хоть в ближайшем же сугробе, на всю ночь. Даже есть после лихой езды через крутые холмы и дикие леса не хотелось. Но в городе явно что-то стряслось.

Меня ждали – слухи и птички-вестники работают быстрее любых чар. У открытых ворот мялась толпа мужиков, в одном из которых – по богатой шубе и шапке – я опознала городского старосту, в десятке – по высоченному росту и суровым рожам – стражу, а остальные просочились следом, ибо никакими плетьми не разгонишь тех, кому любопытно.

И страшно.

Я выползла из саней, оглянулась на Норова и негромко предупредила:

– Капля хмельного – и ты труп, понял?

Его матушка мне хорошо заплатила за протрезвление и ещё больше – за будущее без пьянства. И дорога окупилась, и на потом осталось.

– Ну, чали… – вскинулся невысокий тщедушный парень, опуская поводья. – Ну каплю-та… Ну, за дорожку ровную, за рожденье, за…

– А потом пошло-поехало? Нет, – безжалостно отрезала я, поправляя капюшон. – Выбирай: капля и Гиблая тропа или долгая и счастливая жизнь.

Норов тихо заскулил. Запряжённый в сани лохматый ездовой пёс – огромный, выше меня в холке, грязно-серый, – издал ответный поскуливающий звук, но не поддерживающе-унылый, а хихикающий.

Я улыбнулась и протянула руку к острой морде. На меня настороженно уставились блекло-голубые глаза. А люди… подождут. Часто псы меня боялись и шарахались, едва завидя. Но этот был очень благодарен за то, что больше ему не придётся подолгу сидеть в загоне, ожидая хозяина и работу.

– Не бойся, – прозвучало дико, ибо зверь возвышался надо мной косматым хищным холмом. Но он боялся. Чуял огонь. – Прошу. Мне надо передать. Вы же повязаны общей силой как одной кровью.

Он боязливо прижал острые уши и наклонился. Я мягко коснулась его лба.

– Вас называют псами, – прошептала еле слышно, – но я знаю, кто вы на самом деле. Помню, как вы выглядели до Забытых, и почему скрылись за такой внешностью. И почему пришли к людям. Помню. Мой друг… я оставила его с матушкой. Для защиты. Передай, что я скучаю. Просто передай.

В глазах вспыхнули голубые искры и погасли за тяжёлыми веками. От толпы донеслось сдержанное: «Цыц, не лезь!..» Я вздохнула. Да, в городе же что-то стряслось…

– Удачи, – я улыбнулась и повернулась к людям: – Вечер добрый. Что случилось?

– Да ты сама посмотри, чали! – начал один.

– Там, в остроге… – подхватил второй.

– Цыц! – снова заткнул народ староста и нервно вытер усы. – Чали, ты… наперёд руки покажи, – попросил беспокойно. – А то слухи-то… лишь слухи.