Ирина Игнатьева - Волшебство в подарок

В последнее время это размазывание перед посторонними вошло у него в привычку. Серёжа смаковал мою «недотёпистость», как он любил это называть, с таким упоением, что неловко становилось не только мне, но уже и собеседникам. Дома у нас тоже не ладилось. Приходилось оправдываться за всё: невыполненные обязанности по хозяйству, общение с подругами, выходные у мамы…

Но на вопрос: «Инна, зачем тебе это? Пять лет уже потеряла, чего дальше-то ждать?» – ответить внятно никак не получалось.

Казалось бы, всего два слова: «Давай расстанемся». Я давно уловила вкус этой фразы, словно катала её на языке, ощущая рецепторами все оттенки. Самая желанная, необходимая как кислород. Но и самая страшная. Будто способная перекрыть поток воздух и застрять в горле. А потом расти там, как опухоль: когда уже и дышать нечем, а сказать всё равно не получается.

Я как будто была привязана к Серёже. Иначе как объяснить то нелепое чувство, когда вроде и понимаешь, что всё делаешь правильно, но сомневаешься в каждом поступке, в любой своей фразе. Ведь человек напротив раз за разом убеждает, что красный – это зелёный, и это не «светофор» в отношениях барахлит, а ты сама – дальтоник и злостный нарушитель.

«Как там это называют в книгах про психологию отношений? Синдром жертвы? Абьюз? Газлайтинг?»

Хренайтинг, как сказал бы папа, будь он жив. И точно не стал бы равнодушно смотреть, как сливают в унитаз гордость когда-то уверенной в себе папиной любимой девочки.

И сегодня у купели во мне будто проснулась та девочка. Осмотрелась, выругалась и решила устроить бунт. Хоть маленький, локальный.

– Спорим? Я окунусь, а ты на месяц отдашь мне свою машину!

– Ага, давай! – Серёжа легко принял условия: видимо, не воспринял предложение серьёзно. Тут же кивнул стоящему рядом другу. – Видел героиню? Смотри, сейчас выкручиваться начнёт!

Но я уже пошла в палатку. Взяла у подруги купальник, быстро переоделась, скинув свои вещи в кучу.

Голова существовала, как будто в вакууме. Я не воспринимала, что кричал мне Серёжа, пока шла к проруби. Ноги сковывал ужас, ступни то и дело переставали слушаться, но упрямство вело прямо туда – в полынью. Как будто в ней меня и вправду ждало избавление.

Помнила только, как считаю ступени до чёрной пропасти: три, две, одна… Потом кто-то крикнул:

– Ныряй!

И я нырнула…

– Инка, моя, иди, на кровать ложись, уснула чуть не носом в молоке!

Вздрогнув, я стряхнула дрёму и поплелась за хозяйкой.

Только легла в постель, как сон тут же откланялся. Стало душно. Промаявшись с полчаса, вышла на крыльцо.

«Насколько же здесь дышать легче! Даже несмотря на, хе-хе, „лёгкие нотки“ навоза».

Наверное, вот так и ощущается рекомендуемый всем поголовно всеми подряд «свежий воздух». Опьяняет, путает мысли.

«Да, подзабыла, что это такое: жить в деревне. Хорошо, у дяди Вани хоть туалет в доме, а у многих ведь на улице. Туалет на улице. Зимой. Мама, дорогая! Как вспомню…»

Тут же усмехнулась в темноту: «Серёжа даже из машины бы не вышел, только „вонял“ бы не хуже того навоза, морщился… Как теперь у нас всё будет? Инна, что же ты наделала!»

Удар в бедро заставил пошатнуться. Я глянула вниз и замерла. Кто-то тёмный и большой возник на крыльце рядом со мной и снова угрожающе целился в ногу рогатой башкой.

– Мамочки… – единственное, на что хватило фантазии, и я в панике бросилась прочь. И только потом поняла: «Твою же! Куда понеслась, в дом надо было!»

Во дворе и правда не горело ни одной лампочки, только уличный фонарь за забором у дороги, и небольшой светильник над соседским крыльцом.

Бежала молча, монстр – тоже, и вот у колодца мы упёрлись в небольшую, до колена, калиточку между двумя участками. Ну как, упёрлись… Я споткнулась и перевалилась в чужой огород, разодрав голую коленку. А преследователь ехидно прокомментировал с другой стороны:

– Ме-е-е!

Всегда их боялась: коз и гусей. Как понесёт вечно ни с того, ни с сего, еле убежать успеешь!

Я кое-как поднялась и отошла от греха, то есть, от козла подальше. А ему, видимо, было лень перепрыгивать, или же просто посчитал, что соседская территория в его зону ответственности не входит.

«В зад эти обиды! Извинюсь, поунижаюсь чуток и Серёжа простит. Точно простит!»

– Нет, вы посмотрите на неё! Как тебе объяснить-то ещё, убогая? – раздался позади сердитый писк.

Чуть ли не подпрыгнув, я принялась оглядываться. Но соседский двор был пуст.

– Уже и в прорубь её, чтобы прозрела, и козлом вразумлял! И колесо в ямку на прошлой неделе направил: сколько тогда симпатичных мужиков остановилось, а? А ты всё блеешь: «Серё-о-жа!»

– Вы кто? Не надо так шутить, выходите!

– Башка открутится!

Он возник перед лицом будто ниоткуда. Пухленький мужичок ростом с двухгодовалого ребёнка, завис в воздухе напротив меня, активно двигая искрящимися крылышками.

Я приземлилась обратно на снег.

– Всё. Менингит схватила в проруби. Глюки начались.

– Сама ты глюк! А я – сотрудник Небесной Канцелярии, Купидон я, не видишь? Просто в зимней спецодежде, – он бросил взгляд через плечо. Крылышки замахали быстрее. – Встань с холодного, тебе ещё рожать. Если, конечно, успеем «пристрел» снять.

Козёл, похоже, ничего особо вкусного так и не нашёл, и снова обиженно заблеял в темноту.

– Опять ты, скотина, среди ночи орёшь! – раздалось с соседского крыльца. – Рога пообломаю тебе, Васька, чего мотаешься?

Крылатое видение тут же исчезло, а я под отборную ругань почти что взлетела над сугробом. Ко мне, под сердитый скрип снега, в одних лишь трусах и в валенках с надетыми поверх калошами, на ходу набрасывая пуховик, размашисто шагал высокий мужик.

– Извините, я… – договорить не удалось.

– Вы кто? Вы к дяде Ване приехали? – мужчина застыл напротив, оглядел, как показалось, с подозрением. Тут же представила, что у меня за видок: растрёпанная, в тапочках, халате и фуфайке сверху. Жесть, страшнее, наверное, чем козёл из темноты!

– Вышла на крыльцо, а там этот со своими рогами…

– А в дом чего не зашла?

– Испугалась и побежала… – пролепетала ещё более жалко.

Он вытащил из пуховика пачку сигарет и зажигалку.

– Васька – скотина редкостная, да. Я, как переехал, сам его сначала побивался. Как стукнет что в рогатую башку!

Я задумчиво разглядывала широкую волосатую грудь, которая то и дело приподнималась, когда сосед глубоко вдыхал дым, мощные ноги в высоких валенках.

«Во-во, погляди хоть, как нормальные мужики выглядят! Не то, что твой задохлик!» – снова послышалось писклявое ворчание.

Я махнула рукой, словно отгоняя комара, что на морозе смотрелось, наверное, довольно странно. Сосед запыхтел еще подозрительнее.

На крыльце напротив зажёгся свет.