Владислав Фролов - Черный пес Кара-Ашур

Александр резко проснулся. Он ощутил затекшее тело и боль в шее из-за неловко свесившейся головы. Лицо было запорошено снегом, который не подтаивал уже даже на губах. Холод пронизывал его до костей. Костер потух, падавший снег его практически затушил. Ватник в районе спины и одним из рукавов примерз к стволу ели. Посмотрев на часы со светящимися стрелками, он увидел, что от усталости проспал почти шесть часов, и ночь была в самом разгаре.

Надо было опять приниматься за костер, опять собирать ветки. В окружении места ночевки и по дороге в низину он собрал все ветки еще вчера. Александр включил налобный фонарь и, не надевая лыж, проваливаясь почти по колена в снег, стал спускаться с холма. Прежде всего, он решил для растопки отодрать тонкую бересту от засохших деревьев.

Он хорошо знал по опыту, что береста горит даже мокрая. Внизу, у подножия холма, где при тусклом свете фонарика просматривалось болотистая местность, стояли хилые засохшие березки с отошедшей от стволов корой.

К ним и направился Александр. Уже спустившись с холма в низину он в темноте сделал шаг с твердой земли в сторону заснеженной равнины и вдруг поскользнулся. Нога поехала в сторону, он не удержался, зацепился за корягу, спрятавшуюся в снегу, сделал еще один неловкий шаг и провалился в болотистую незастывшую жижу по пояс. Холодная волна железным обручем опоясала всю нижнюю часть его тела. Перехватило дыхание. Ему не впервой было оказываться в ледяной воде, когда при переходе какого-нибудь ручья из-под ног уходил весенний лед. Доводилось и падать в речку при переходе через нее в половодье. Однако обстоятельства тех случаев не шли ни в какое сравнение с нынешними. Ладонями, оказавшимися в воде, он ощутил подо льдом слабое течение. Мысль, которая ему пришла в голову, вышибла из нее все другие. Выбираясь на сушу, он понял, насколько далеко от дома и в каких местах оказался. Слабо замерзшая часть болотца была той самой речушкой километрах в десяти-двенадцати от дома, которая представлялась на спутниковой карте синей извилистой линией. Это о ней он думал тогда, что даже не заметит в лесу такую неглубокую и неширокую речку, примет ее за очередную канаву. Он ее и не заметил, только оказалась она не столь безобидной, как выглядела на карте.

Даже при том, что вся одежда Александра промокла почти по грудь, а в валенках было полно воды, он не поддался панике. В рюкзаке у него лежали небольшая смена нижнего белья, которую всегда брал с собой, фланелевая рубашка и шаровары. Пусть штаны были не слишком плотные, но все же сухие. Про ноги в валенках он не беспокоился: он хорошо помнил случай, когда простоял в промокших насквозь валенках часа полтора в сильный мороз, и при этом ноги оставались теплыми.

Сейчас достаточно будет отжать шерстяные носки. Остальную одежду он просушит у костра, на который теперь была вся надежда. Только надежда эта оказалась зряшной: спички, которые прошлым вечером, организуя впопыхах костер, Александр сунул в карман ватника, он забыл завернуть в полиэтиленовый пакет. От воды спички совершенно размякли, их запасов больше не было, а зажигалку он с собой никогда не носил. В надежде на чудо Александр залез в рюкзак, перебрал все вещи, но не обнаружил ничего, что помогло бы ему зажечь костер. И вот тут он понял, что, возможно, пропал.

Александр наскоро переоделся при свете фонарика. Ватник, отжав нижнюю его часть, пришлось опять натянуть на сухую одежду. Не плотные шаровары, которые он носил в качестве замены или на случай утепления, продувались ветром насквозь и почти не грели. Вдобавок ко всему опять зарядил мелкий снег.

Он разворошил потухший костер в надежде найти хоть какой-либо теплый или не мокрый уголек. Вроде бы такой нашелся. У него оставалось шесть патронов, из которых два были пулевых, два – со средней картечью и два с дробью. Остальные он расстрелял по тетеревам.

Быстро орудуя ножом и одновременно прикрывая уголек своим телом от падающего снега, Александр расковырял один из пулевых патронов, вынул и выбросил пулю. В рюкзаке он нашел конфету, развернул ее, содержимое отправил в рот, а фантик расстелил рядом с угольком. Затем он наломал две горсти сухих мелких еловых веточек, сложил их шалашиком вокруг фантика, переложил берестой толщиной с бумагу, а над ними пристроил веточки покрупнее.

Пришла мысль, что пороха из одного патрона, чтобы зажечь костер, будет мало. Тогда взял другой, с пулей, и проделал с ним то же, что и с первым. Оставалось самое главное: высыпать порох из патронов так, чтобы он загорелся от едва теплого уголька. Александр не молился, потому что не молился никогда. Он просто прошептал: ну, дай Бог!

Все это походило на чудо, и оно не произошло. Поискрив и пошипев некоторое время, порох постепенно стал выпускать легкие облачка белого дыма, а затем превратился в ничто.

Теперь ему оставалось только одно: движение. Лишь оно могло спасти его от холода, обморожения и смерти. Александр отбил задубевшие штаны о ствол ели, натянул их на ноги, сунул валенки в лыжи, закрепил их и отправился в путь. Расчет его строился на показаниях компаса и воспоминаниях о карте местности. Речка, в которую он угодил, должна была оставаться у него за спиной, перед ним опять простирались холмы. Как ни странно, сейчас компас подтверждал эти представления о направлении движения. Александр только не знал, на сколько хватит света фонарика. Может быть, на полчаса, может, на час, но надо было идти.

Опять спуски и подъемы чередовались друг за другом, только из-за темноты он шел гораздо медленнее, чем днем. Особенно опасными были переходы через канавы, которые не всегда распознавались в темноте из-за снега, почти сравнявшего их края. Ивовые ветви краснотала, многократно переплетясь в низинах, создавали подчас непроходимые стены, заставляли поворачивать назад и обходить участки леса в десятки метров. Подъемы все больше давались с трудом, силы таяли, и требовался отдых. Однако отдыхать не было никакой возможности.

Он ощущал, что под ватником взмок, а ноги в мокрых и тяжелых валенках стали как будто чужими. Создавалось впечатление, что внутри ног горит костер, который полыхает внутри, покрытый ледяной коркой кожи под влажными и полузамерзшими штанами. Он шел почти как робот, и даже мозг вроде бы отключился и не анализировал ситуацию, включаясь только тогда, когда приходилось сверять по компасу направление движения.

Фонарик погас через час с четвертью. Учитывая приличный мороз, он проработал даже дольше, чем рассчитывал Александр. Это было поводом для пятиминутного отдыха, ведь за время своего движения он прошел примерно километр, может быть, чуть больше. До рассвета оставалось еще пять часов.