Ангелина Злобина - Шняга

Все пу́гала оказывались похожими на самого Гену, радостно раскинувшего руки посреди ячменного поля или понуро стоящего по пояс во ржи. Маргарита не стерпела такого позора, повыдергала пу́гал из земли, свалила за огородом, облила керосином и подожгла.

Концерты классической музыки над полями тоже успеха не имели. На третью ночь Митя Корбут не смог уснуть под сонату №2 Фредерика Шопена, и на рассвете так грозно барабанил кулаком в окно Шевлягинской спальни, что музыку пришлось срочно выключить.

Слушая Гену, излагающего очередной прожект, соседи посмеивались – кто добродушно, кто с ехидством. Только Юрочка да приятель Шевлягина Славка-матрос помалкивали. Юра, сдвинув на затылок милицейскую фуражку, пытливо вглядывался в лицо краеведа. Славка-матрос стоял, вальяжно облокотившись о невысокую изгородь, выкатив вперёд пузо, обтянутое майкой-тельняшкой, и лузгал семечки.

– Да кто сюда поедет-то? – скептически усмехаясь, спросил Егоров, – что тут смотреть, кроме каменного яйца да ржавого ножика?

Шевлягин захорохорился, будто собирался захлопать крыльями и заклевать недоверчивого соседа.

– А взлётная полоса в лесу?! А заброшенная платформа?!

Егоров вяло кивнул в ответ.

– Ну давай, води экскурсантов в лес… А то они у себя в городе железнодорожной платформы не видали.

– Ничего, – бойко возразил краевед, – местность исторически интересная, непременно найдётся и ещё что-нибудь уникальное! Будет у нас, что предъявить, будет!

– Да почему ж ты думаешь, что чего-то такое найдётся? – не унимался Егоров.

– Да потому что не может такого быть, чтоб не нашлось! – заявил Шевлягин, истово тараща бледные глаза.

– Не может – и всё!

Что-то заманчивое всё-таки брезжило в его странной уверенности, и все ненадолго стихли, осмысливая дерзкое умозаключение краеведа.

Переведя дух, Шевлягин устремил вдаль мечтательный взгляд и, будто декламируя лирическую прозу, продолжил:

– А кроме того, ведь места у нас замечательные! Я лично нигде красивее не видел.

– Чего ты вообще видел-то? – не выказывая ни малейшего почтения к лирике, поинтересовался вредный Егоров, – Вот Славка, например, Америку повидал.

Под общий смех Славка-матрос смущенно отвёл глаза.

– Не, я до Америки маленько не доплыл.

– Ген, как думаешь, дорогу-то нам построят?—полюбопытствовал хромой Тимоха.

– Обязательно, – сухо пообещал Гена.

– А по мне, так лучше бы перерыли её совсем, чтоб никто сюда не шастал, – с вызывающим легкомыслием заявил Егоров. – А то начнут тут строительство и испортят всё. Вот, например, когда мост соорудили, так всю песчаную отмель засыпали. С тех пор ребятишкам и искупаться негде.

– Да ладно тебе, Иваныч! Может, заодно и клуб построят, – продолжая щелкать семечками, съязвил Славка-матрос.– Ещё на танцы сходишь, если доживёшь.

– Нет, скорей уж церковь восстановят! – в тон Славке брякнул хромой Тимоха.

Все захохотали, зная, что такому уж точно никогда не бывать, а Шевлягин, всерьёз разозлившись, запальчиво крикнул: «и восстановят!»

– Это вряд ли, – с нарочитой кротостью возразил Егоров. – Тогда ж Митькин гараж разбирать придётся.

Однажды Гене привиделось во сне, что он прыгнул с церковной колокольни и полетел, раскинув плетёные крылья, обтянутые чем-то полупрозрачным, желтым, как топлёное масло. Внизу лежала река, отражая небо и просвечивая до самого дна, до утонувших коряг, зелёных валунов и тёмных водорослей. Слева проплывал Загряжский холм, запрокидывался, удалялся, становился всё меньше. Река поворачивала вправо, а впереди расстилался пологий речной берег с заливным лугом и полем. Гена сжал кулаки; крепко привязанные руки ломило в плечах, ветер бил в лицо, не давал дышать. Поле приблизилось, поднялось, встало дыбом и всеми зарослями бурьяна, полыни, путаницей мышиного горошка и плотной, напитанной живыми соками почвой ударило Гену в лоб.

Проснувшись на полу возле кровати, Гена потёр ушибленную о комод голову и пробормотал:

– Всё равно надо искать. Везде надо искать!

Он забрался обратно под одеяло, и до утра в полусне придумывал слоган со словами «исток», «колыбель», «воздухоплавание» и «аэродинамика».

Наутро Гена поехал на попутке в райцентр и заказал в библиотеке литературу с упоминанием полётов на самодельных крыльях. Под руководством строгой библиотечной барышни он целый день – до слёз и чёрных блох перед глазами,– смотрел в компьютерный монитор, читал, разглядывал картинки и старинные чертежи, и вернулся в Загряжье с твёрдым убеждением, что с местной колокольни тоже кто-то летал. На это указывало и её расположение, и приблизительная дата постройки на Поповке первой, белокаменной церкви. И ещё – сон: незабываемое, явственное до озноба, до ломоты в суставах ощущение полёта.

Гена обследовал склоны Поповки и заросли крапивы возле церкви, прошёлся по остаткам учительского барака и школьного фундамента, выкопал на всякий случай обломки статуи Ленина и на тачке перевёз их к себе в огород.

Вместе со Славкой-матросом он отправился в лес на поиски заброшенной железнодорожной платформы и странной дороги, похожей на взлётную полосу. Нашли они только рельсы, густо заросшие молодым осинником. Гена и Славка договорились идти по железнодорожным путям в разные стороны и подать сигнал выстрелом из охотничьего ружья, когда обнаружится загадочная платформа. Оба, никуда не сворачивая, шли по сгнившим шпалам сквозь буреломы, частые заросли и болотистые поляны и через час столкнулись нос к носу в том же осиннике.

– Аномалия! – удовлетворенно констатировал Шевлягин.

Постепенно Гена управился с мусором на бугре перед домом, сжег всё, что горело, остальное тщательно исследовал, и, не найдя ничего достойного отдельной коробки с номером, закопал. В процессе у него возникло множество интереснейших идей. Некоторые были вполне осуществимы.

Егоров, растревоженный таинственной утренней находкой, застал Гену за посадкой деревьев. Тут же, у дороги, стоял мотоцикл Славки-матроса с торчащими из коляски саженцами.

Егоров подошёл поближе. Гена опёрся на лопату, приподнял над головой кепку и бодро крикнул:

– Приветствую, Иван Иваныч!

– Бог в помощь, – отозвался Егоров. Он остановился, прикурил и, оглядевшись, поинтересовался:

– Чего это ты задумал?

– Дендропарк, – объяснил Гена, – тут будет коллекция загряжской флоры. Хочу собрать все местные деревья, кустарники, травы – все, какие есть. Вот это, например что?

Егоров нахмурился, разглядывая саженец.

– Да куст какой-то, пёс его знает… Были б цветы или ягоды, я б сказал – волчье лыко.

– Точно! Вон и надпись на табличке: «Волчеягодник обыкновенный. Дафне мизереум» А завязи я оборвал, а то ещё отравится кто. Вот это – «Тополь серебристый. Пополус алба».