Юлия Марцинкевич - Вертикаль миров

Артур вопросительно посмотрел на меня и снова увлёкся содержимым стакана.

Меня трусило ещё несколько минут. Я не понимала, почему кто-то может просто взять и причинить мне боль, а я в этот момент беспомощна.

Целый день в бар заходили разные люди и никто из них не видел дядю. По крайней мере, из тех, кто отвечал на мой вопрос.

Перед сном я усиленно представляла приятные пейзажи и даже попыталась провести медитацию безусловной любви и доброты. По технике медитации нужно представить солнце, которое наполняет тебя своим светом, а потом начинает светить в твоей грудной клетке. Моё солнце превращалось в огонь, сколько бы раз я не начинала заново. Ничего светлого и доброго не приключилось, я не вернулась домой. Утром так же, как и вчера, проснулась в Нижнем мире.

Семь утр подряд я открывала глаза, в надежде увидеть маму, сестру, дедушку… да хоть ржавую крышу, с которой я переместилась сюда, лишь бы дома быть. Семь утр подряд я представляла запах абрикос. Здесь невыносимо. Я ни разу не видела солнца, я ни разу не видела улыбки, ни разу не видела, чтобы люди приветливо касались друг друга. Мрачно, сонно, злобно. Как на первой паре промозглым февралем, только хуже.

Никто из посетителей кафе не видел моего дядю. Сколько дней, месяцев, лет мне нужно ждать, пока сюда зайдёт случайный прохожий, который его видел? А если дядя вообще не здесь, а спокойненько пьёт пиво в Нейтрале? Похоже, настало время плана «С». План «С», будь добр, пройди в мою голову.

– Как ты это сделала? – позади раздался голос Жанны. Я напряглась.

– Что сделала?

– Вот это! – она указала на окна.

– Отмыла.

– За… зачем?

– Ну, так лучше же.

– Нас теперь не узнают.

– Жанна, им нужен ларкос. Они на запах придут.

– Ты больная на голову.

– Я хотела как лучше.

– Вот я и говорю, больная. Ты мне кого-то напоминаешь. Но я никак не пойму кого.

– Жанна, а как вы себя чувствуете?

Жанна вопросительно посмотрела на меня.

– Болит всё. Здесь, здесь, здесь, здесь, – она перекладывала руку с живота на сердце, с сердца на макушку головы, с макушки на затылок.

– Ты знаешь, а так и правда лучше, – после долгой паузы сказала Жанна, глядя в окно. – Как с самого начала было.

Я улыбнулась. Она прищурила глаза и уехала. Я поймала в её выражении лица что-то вроде смущения и замешательства.

В обед пришла компания из трёх мужчин и двух женщин. Как всегда, я подошла спросить, не видели ли они человека, углём нарисованного на бумаге. Все отмахнулись, кроме одной дамы, которая с трудом разлепила склеенные эффектом ларкоса глаза.

– Видела такого, – перебивая себя собственным иканием сказала она, – На площади Несправедливости, у блюющего памятника, спал в мокрых штанах.

Я оживилась. Это точно дядя.

– Оу, а как туда пройти?

– Ногами, как ещё.

Грудь этой женщины начала вздыматься вверх, рот широко открылся и она стала издавать громкие низкие звуки, это напоминало и смех и следствие отравления протухшими креветками одновременно. Для смеха не хватало улыбки, для отравления – креветок. Но в целом, похоже на подавленный, извращённый хохот. Переждав её всплеск наслаждения собственным остроумием, я ответила:

– Ну, это способ, а не направление.

Она озадаченно посмотрела на меня. Выждав пару секунд, хлопнула ладонью по столу, прижав пряди моих волос. Как я поняла, это один из немногих способов донести недовольство в этом мире. Ну, окей, я тоже недовольна, поэтому схватила её за волосы и потянула. Она отпустила прядь, я тоже.

– Я сегодня иду туда, можешь идти за мной, – сказала она.

– Спасибо!

Женщина посмотрела на меня, будто не расслышала. Я отпросилась у Жанны сходить в центр и пошла за этой женщиной. Разговаривать она со мной не хотела, да и после нескольких литров ларкоса вряд ли могла. Она скорее не шла, а выписывала замысловатые зигзаги, несколько раз резко приседала прямо на дороге, чтобы справить нужду. Дважды мне пришлось поднимать мадам с земли. В конце-концов, она указала пальцем в сторону и сказала, что когда я пройду в арку, увижу площадь.

Смеркалось. Оригинальности мне не занимать, но действительно наступал вечер и один вид тягучей мрачной темноты сменял другой, ещё более мрачный и тягучий.

Я прошла в арку и увидела площадь. В центре стоял памятник мужчины, которого тошнит, внизу был пустой бассейн. Похоже на фонтан. И… это похоже на Сартра. Они сделали памятник Сартру!

Опершись на борт бассейна лежали два пьяных человека, но ни один из них не походил на моего дядю. Я решила обойти площадь.

Здание справа украшали горгульи. Вместо глаз у них проделаны отверстия, в которых горел огонь. У некоторых огонь вырывался прямо из клыкастой пасти.

Здание слева выглядело так, будто его облили кровью. С крыши до основания нарисована широкая алая полоса, разбрызгивающаяся к низу мелкими каплями.

Площадь выглядела пустой. Шатались, от силы, десять человек. За моей спиной что-то резко упало. Поднялась пыль, я чихнула. Повернувшись, увидела лежащего мужчину.

– С вами всё в порядке? – я наклонилась к нему.

– Ай, да, – человек с трудом встал на ноги

– Ты? Как ты здесь оказался?

– Упал с этой крыши, – он показал пальцем на крышу здания с огненными горгульями.

– Заметь, я не сказала, что ты больной. С крыши каждый может упасть.

Это был тот самый парень, которому я недавно свалилась на голову.

– Значит, мы в расчёте, – ответил он.

– Прости, я не смогла тебя поймать. Ты в этом деле куда более ловкий.

– Я Леон.

– Лёнька, что ли?

– Леон, – сжав зубы повторил он.

– Я Рита. Слушай, а ты не видел этого человека, случайно? – Я развернула перед ним свой потёртый листок.

Он долго вглядывался в рисунок.

– Нет. Не припомню такого. Хотя, может и видел. А кто это?

– Да, дядя мой. А ты что на крыше делал?

– Да, там… антенну одну поправить надо было.

– Ты здесь работаешь?

– Ну, можно и так сказать. В каком-то смысле, мы все работаем на это здание, одно из правительственных, как-никак.

– Воу.

– А ты где работаешь?

– Пол в баре мою. Вчера окна до блеска натёрла.

– Я понял. Ты куда идёшь сейчас?

Только сейчас я поняла, что совсем не запоминала дорогу.

– … Не знаю…, – проблеяла я.

– В смысле, не знаешь?

– Не помню дорогу.

– Как ты сюда попала? Здесь небезопасно.

– Ага, парни с крыш падают.

– Да, а ещё снаряды пролетают, мины взрываются и не было и двух часов без поножовщины.

Мне внезапно пострашнело.

– Слушай, мне нужно попасть в бар. Ну, такой, с большими стеклянными окнами. Там недалеко поезда ездят и много угля. И ларкос подают.

– В какой из семидесяти подходящих под это описание?

– В тот, в котором я убираюсь.

– Думаю, тебе нужно идти на блеск стёкол.