Надежда Кремень - Мидавиада

Аграт вдруг понял: всё придуманное им до отвращения сказочно, а потому никуда не годится. Писать нужно так, чтобы казалось, будто ты сам стал свидетелем описываемых событий. Точно каждое слово было услышано, каждый жест был увиден лично тобой, а потому ты и только ты, как беспристрастный свидетель, способен открыть миру единственно возможную правду.

Ничего подобного у Аграта, увы, не получалось. В дальних странах он никогда не бывал, кровожадных аборигенов не видел и, по правде говоря, всерьёз сомневался в их кровожадности. Всё детство и всю юность он провёл в казарме. Армия стала его домом, потому что никакого другого дома Аграт не знал или, лучше сказать, не помнил.

Как это обычно случается, на смену разочарованию пришло вдохновение. Аграт решил писать о том, что видит. И пусть теперь на листках его блокнота шумело вовсе не ласковое море, а от крепостных стен веяло отвратительным холодом. Зато он мог без труда описать каждый камень, каждую упавшую на лицо солёную каплю, каждое произнесённое слово и даже то, что так и не было произнесено.

Теперь Аграт Велссим описывал саму жизнь, и его рассказы всё больше походили на дневниковые записи. Не решаясь знакомить сослуживцев со своим творчеством, миртеллион завёл ритуал, который любому другому показался бы странным и даже нелепым. Дописав очередную главу своей правдивой повести, он аккуратно вырывал листок, сворачивал его трубочкой и закупоривал в одну из тех бутылок, что в изобилии водились в здешнем подземелье. Дождавшись темноты, Аграт выбирался за крепостную стену и старался забросить сосуд с бесценным содержимым как можно дальше от берега. Делал он это с единственной целью – сохранить веру в то, что когда-нибудь и у него появится свой единственный читатель. Тот, кто захочет страдать, мечтать и радоваться вместе с ним. Тот, кто увидит мир его глазами, чтобы никогда уже не стать прежним. Тот, кто станет с жадностью впиваться в написанные им строки и нетерпеливо ждать продолжения. Тот, ради кого стоит творить.

Всё это выглядело наивным. Ну и пусть! Аграту нужно, просто необходимо было верить хоть во что-то.

Привычным движением распахнув блокнот, он пожевал кончик карандаша и принялся писать:

На острове мы оказались по вине роковой случайности. Впрочем, это событие стало следствием длинной цепочки других, неразрывно связанных между собой.

Всё началось ранней осенью, когда король Шамшан подписал указ о переселении мидавов из города в специально построенные резервации. В армии эту новость восприняли с возмущением. Короля поддержал только чёрный отряд. И неудивительно – именно его бойцов нововведения отчего-то не коснулись. Думаю, всё потому, что глиман Ривай и новый командир чёрных Шефран Шурс, назначенный вместо погибшего Тиша, безгранично преданы королю и готовы без колебания выполнять любые его приказы. Что касается нашего командира, паргалиона Зегды, и командира рыжих, паргалиона Хомака, то это старые многоопытные бойцы, которые превыше всего ценят безопасность Тарии, и, я уверен, никогда не выступили бы против короля, не будь на то веских причин.

Меня легко упрекнуть в пристрастности, ведь я воспитывался в белом отряде и считаю паргалиона Зегду своим настоящим отцом, каким бы странным это не казалось. В действительности же именно по этой причине мне проще быть объективным. Здесь, в армии, все на виду. Любой проступок, любая ничтожная ошибка быстро становится объектом всеобщего внимания. Здесь невозможно что-либо скрыть, невозможно притвориться другим. Тебя моментально разоблачат и тотчас поставят на место.

Вот почему я ни на мгновение не сомневаюсь в том, что паргалион Зегда – лучший командир. За двадцать три года жизни и десять лет службы мне ни разу не довелось видеть, чтобы он был несправедлив или жесток по отношению к бойцам. В нашем отряде его любят все: люди и мидавы. Впрочем, прошу простить мне это отступление, ведь я намеревался рассказать совсем о другом.

За объявлением королевского указа последовало невиданное прежде событие: бойцы отказались слушаться Ривая, попытавшегося насильно выдворить их из города. Некоторые, правда, переметнулись на сторону чёрного отряда и проявили готовность переселиться добровольно. Я не виню их – каждый волен выбирать свой путь, но, говоря «каждый», я имею в виду свободу для всех, без исключения.

Нам, людям, было дозволено остаться в Туфе. Вероятно, таким образом Шамшан пытался расколоть армию, рассредоточить её, обезопасив себя от возможных волнений, но вышло с точностью до наоборот. Почти никто не пожелал подчиняться. Мидавы оставались в городе, а люди устами вашего покорного слуги выразили намерение сохранять единство с ними, чего бы это ни стоило. Скажу сразу: цена оказалась непомерно высока.

Трагедия случилась в ночь на двадцать четвёртое Листопадня. Когда-нибудь седой историк придумает для той ночи собственное поэтическое название. К примеру «Ночь Кровавой Луны» или «Ночь Обагрённых Листьев». Надеюсь, это произойдёт нескоро. Лишь когда мидавы и люди забудут имена погибших, перестанут слышать их крики, ощущать запах гари, видеть кровь на мостовых. Тогда эта ночь станет лишь одной из печальных страниц тарийской истории, пока же она – самое страшное воспоминание для всех нас. Я пишу эти строки в надежде отсрочить забвение и сохранить память о том, что произошло на самом деле.

Глубокой ночью, когда все огни давно погасли, оставив город во власти багряного лунного света, бойцы чёрного отряда под предводительством самого Ривая начали «зачистку». Первоначально они намеревались просто отловить белых и рыжих мидавов в их домах и отправить в ссылку, но те оказали неожиданное сопротивление. Весть о вероломном нападении мгновенно облетела город. На улицах начались бои.

Паргалион Зегда первым поднял белый отряд. Паргалион Хомак с рыжими присоединился позже, когда счёт наши потерям уже вёлся на сотни. Многие были убиты. Другие бежали из Туфа в надежде найти защиту у Вольного племени. Осуждать последних я тоже не стану. Всякий, кому довелось оказаться в ту ночь на улицах Лилового квартала, надолго запомнит отвратительный запах смерти, сгустившийся между домами. Кровь буквально текла по мостовым, и, если кто-то посмеет упрекнуть меня в преувеличении, то лишь тот, кому не довелось увидеть этого собственными глазами.

Вскоре вспыхнули пожары. Было ли это случайностью или порождением чьей-то злой воли мы уже не узнаем. Не стану пугать читателя подробностями. Скажу лишь, что к рассвету мы полностью утратили контроль над кварталом.

Ривай теснил нас к окраине, очевидно, пытаясь лишить укрытия, чтобы раздавить, окружив со всех сторон. К тому времени мы потеряли большую часть бойцов и, если бы ему удалось реализовать свой замысел, мгновения объединённого отряда были бы сочтены.