Анна Вега - Сборник её жизней

Бабушка мне не понравилась, отогнав меня от маминой постели, она велела мне ей не мешаться. Она была большая, сильная, громкоголосая, рыжие косы короной уложены на голове, взгляд её зеленых глаз пугает меня, всякий раз бросая меня в дрожь. Я уселась на лавку и боялась пошевелиться, пока бабушка что-то делала с мамой. Я ждала, когда бабушка уйдёт, и мы вновь останемся одни с мамой, я вспомнила, что папа давно не приходил домой, я уже успела соскучиться по нему, но я боялась спросить у бабушки, почему его так долго нет. Я не заметила, как уснула, а, проснувшись, я уже мамы дома не застала. Бабушка не сказала мне, где мама, но объявила, что мы сейчас уезжаем. У нашего дома уже стояла повозка. Я заплакала, стала звать маму, бабушка принялась меня успокаивать, но я не внимала её словам, в моём сознании она ассоциировалась с маминым исчезновением, и я была уверена, как только уйдёт бабушка, снова появится моя мама.

– Уходи, ты плохая, уходи. Мне надо мою маму, – твердила я ей.

Отказываясь ехать, я вцепилась в какой-то крюк и бабушкины усилия уговорить меня оторваться от него, ни к чему не приводили. Бабушка не отвечала на мой вопрос, где мама и это обстоятельство ещё больше убеждало меня не соглашаться на её уговоры. Я уже устала держаться за этот крюк, устала плакать, а мама всё не появлялась. Я поддалась на бабушкины увещевания лишь после слов, что мама скоро приедет за мной, а сейчас мама уже далеко и мне с бабушкой тоже пора уезжать.

Этот отъезд стал моей первой болью. Меня увозили из родного дома, оттуда, где я была счастлива, где жили мои родители, увозила незнакомая мне женщина. Уезжая, я горько плакала, мне было страшно и одиноко. Дом там, где сердце. Я покинула любимый дом слишком быстро, не осознав, что он уже пуст, покинут любимыми мною людьми.

У меня началась новая жизнь, но я находилась в том возрасте, когда этого ещё не осознаешь. Я долго ждала маминого возвращения после переезда к бабушке. Но однажды я поняла, что мне не увидеть больше никогда, ни мамы, ни отца, потому что они умерли. Я играла с ребятами, и один из мальчиков больно толкнул меня, я упала, заплакала и сказала, что всё расскажу маме.

– Где, где твоя мама, беги, беги, расскажи ей, – стали дразнить они меня, – у тебя нет мамы.

– Есть, у меня есть мама, – закричала я.

– Ну, где, где твоя мама? – стали допытываться ребята.

– Она… она умерла, – я наконец-то вспомнила слово, которое случайно услышала недавно от бабушки. Она разговаривала с кем-то и также ответила на вопрос, где моя мама, – и она скоро приедет ко мне, – уверенно заключила я.

После моих слов наступила тишина, а потом кто-то произнёс:

– Если она умерла, значит, никогда не приедет. Её закопали в землю, как старуху Клоде.

Верно, вспомнила я, совсем недавно хоронили старуху Клоде, и я знала, что старуха умерла. Несколько минут я стояла и пыталась найти объяснение, затем мне пришло в голову, что может быть я неверно истолковала бабушкины слова, и побежала домой, спросить её.

– Бабушка, бабушка, – закричала я, вбежав в дом, – скажи мне, где моя мама? – не в силах дождаться ответа, я задала новый вопрос: – Моя мама умерла?

– Да, твоя мама умерла, Розелин, – подтвердила бабушка.

– И её закопали в землю, как старуху Клоде?

Бабушка не смогла ответить, только утвердительно кивнула, в её глазах появились слёзы, я подбежала к ней, уткнулась головой в её юбку и заплакала. Мне было почти пять, я и предположить не могла, что пройдёт немногим более семи лет, и я буду вынуждена бежать из бабушкиного дома, ставшего уже и моим домом и снова лишиться семьи.

Бабушка Карен зарабатывала на жизнь знахарством. За всю свою дальнейшую жизнь я не встретила повитухи искуснее, чем была она. Бабушку знали далеко в округе, и иной раз приезжали к ней за помощью издалека, очень часто это были состоятельные люди. Нужды и бедности мы не испытывали, хотя бабушка и предпочитала иметь пациентов из простых людей. Когда я подросла, она стала обучать меня искусству врачевания, но это не совсем ей удавалось, меня решительно не тянуло к таким занятиям. Я не верила, когда она говорила, что я наследница её дара и мне предназначено пойти по её стопам, я же хотела, чтобы моя жизнь была похожей на мамину. Я мечтала о таком же уютном домике, в каком родилась, о своей собственной семье и дождаться не могла, когда вырасту, смогу выйти замуж и таким образом осуществить все свои желания. Один случай, произошедший со мной в девятилетнем возрасте, заставил поверить меня в мой дар, но это событие никоим образом не повлияло на моё отношение к занятиям по врачеванию.

Моим самым лучшим другом в пору моего детства был соседский мальчик Ив, с ним-то и связан этот случай. Как-то раз бабушка дала мне поручение отнести лекарство её больному, Ив увязался со мной, идти было далеко, палило солнце, мы возвращались обратно, скисшими от жары, у нашей липы, как по команде, мы рухнули оба. Довольно долго мы передыхали в тенёчке липы, Иву быстрее, чем мне надоело бездельничать, и он принялся кидаться в меня щепочками, я не реагировала, мне даже было лень поднять голову, это его похоже раззадорило и он, во что бы то ни стало, решил меня растормошить. Когда щепочки закончились, в ход пошли мелкие камешки, один из них попал мне в нос, меня это разозлило, я вскочила и попыталась стукнуть Ива. Но он уже ждал нечто подобного, легко увернувшись, он отбежал, я с криком:

– Сейчас я до тебя доберусь, – бросилась за ним.

Я уже почти догнала его, ещё мгновение и я бы схватила его, но в ту же секунду Ив резко повернулся, и моя рука поймала лишь воздух, но Ив не пробежал и пяти шагов, вдруг споткнулся и упал, взмахнув руками.

– Попался! – с торжествующим возгласом я бухнулась рядом с ним на траву и ткнула Ива кулачком.

Ив молчал.

– Ив, – позвала я и затормошила его, он не откликался. Тогда я перевернула его на бок и увидела его странный взгляд, он был такой жуткий, что я закричала от испуга, а потом увидела как кровь, пульсируя, вытекает из его шеи. Не осознавая, почему я это делаю, я зажала рану сначала одной ладошкой, затем и второй. Я чувствовала, как кровь заструилась между моими пальцами, и как с каждым мгновением этот поток становился всё слабее, пока не прекратился совсем. Услышав мой крик, на поляну выбежал отец Ива.

– Скорее, скорее зовите бабушку, бабушку Карен, – велела я ему и повторяла эти слова непрерывно, словно заклинание. Я не отнимала свои ладони от шеи Ива и не отводила взгляда от его лица, когда глаза Ива закрылись, мне стало ещё страшней.

Наконец-то прибежала бабушка. Опустившись на колени около Ива, она приказала мне отнять руки от его раны, но я не смогла этого сделать, словно мои пальцы намертво прилипли, к тому же мне казалось, что если я отниму руки от раны, Ив непременно умрет. Поэтому я в ответ лишь помотала головой, говорить я уже не могла, в бабушкиных руках появилась склянка, откупорив её, бабушка стала поливать на мои пальцы жидкость зеленоватого цвета, она хоть и казалась густой, как-то очень быстро протекла между моих пальцев на рану Ива. Я смогла отнять руки, мой страх, что как только я отниму руки, кровь из раны Ива хлынет вновь, не оправдался, кровь даже не сочилась. Бабушкино снадобье впитывалось в рану на шею Ива, как желе, эта масса колыхалась в ране Ива, но удивительно цепко держалась в ней, и не давала крови вытекать. Кроме нас с бабушкой никто не видел этого зрелища, бабушка не велела подходить близко, поэтому никто не увидел и истинного размера и глубины пореза. Желеобразным вещество оставалось недолго, вскоре вещество стало вязким, дождавшись загустения до корки на ране Ива, бабушка наложила на неё повязку, и позволила его отцу унести сына домой. Меня тоже бабушка повела домой, как мы дошли до дома, я не помню, почти не помню и последующих двух суток. В себя я приходила ненадолго, бабушка успевала чем-то напоить меня, и я снова проваливалась в забытье. У неё были встревоженные глаза, и я всё хотела сказать, что со мной будет всё в порядке, но не могла вымолвить ни слова.