Сергей Алексеев - Арвары. Магический кристалл

Антоний также подозревал, что персидский царь рубил головы оставшимся в живых, чтоб скрыть следы этого живого огня, ибо сам лелеял надежду тайно завладеть им.

– Дикие варвары используют магический кристалл только как оружие! – с разочарованием и возмущением повторял комит. – Они не в состоянии открыть иной его сути! Владея кристаллом, можно владеть разумом, а значит, и миром!

Только после сражения с персами стало известно, что македоны пришли откуда-то из горных пустынь у западных границ Индии. Долгое время этот народ обитал в пределах то ли горы, то ли реки Суры, и само название его происходит от Александра Македонского. После внезапной смерти великого полководца погибла и созданная на завоеванных им землях империя, разбившись на множество мелких и маломощных стран.

Войска, вышедшие из Македонии, разными путями вернулись домой, однако на службе у великого воителя была целая наемная армия урартов, собранная из остатков некогда могущественного и воинственного государства Урарту, побежденного мидянами. По ассирийскому образцу эти наемные воины назывались «бессмертными» и, несмотря на гибель империи Македонского, они не разбрелись, не ушли под власть другого царя и не утратили армейского порядка, но возвращаться им было некуда. Отвоевывать же свою древнюю землю вблизи горы Арарат и озера Ван они не хотели, поскольку, устав от бесконечных войн, не могли противостоять армянам и персам. И тогда, захватив богатую войсковую казну, а вместе с ней, как предполагал комит Антоний, и магический кристалл, они осели в малозаселенной пустыне, образовав там некое мужское царство, называемое Сурийский Македон. А поскольку прирожденные воины-наемники не знали иного, нежели армейское, устройства жизни, то и государство создали по такому образцу.

Одно время молва о нем долетала и до Ромеи, но всегда связывалась с тем, что есть где-то на другом конце земли народ, который скупает на всех невольничьих рынках только рабынь, способных к деторождению. Навоевавшись, «бессмертные» македоны несколько столетий жили мирно, наслаждаясь семейной жизнью, где, не в пример всему Востоку, женщина была свободной, а старых женщин и матерей боготворили.

Собравшись с силами, македоны все-таки вернулись на свою прародину, ибо даже сменив самоназвание, никогда не забывали о своем происхождении. Теперь на вдруг возникшее Артаванское царство с культом женщины взирали, как на богатую невесту, и первыми, уже однажды получив жестокий отказ, стали свататься персы, отыскивая подходы ко двору властителя с гремучим именем Урджавадза.

Еще предшественник Юлия, желая вернуть Вавилон и тоже надеясь заполучить поддержку царя македон, затеял войну с Персией, которую Ромея вела вот уже тринадцать лет, едва избегая поражения. Если бы эмиссарам персов удалось склонить Артаван на свою сторону, то развязка была бы молниеносной и сокрушительной, однако вышедший из пустыни царь варваров долгое время не внимал никому, преспокойно занимаясь обустройством на новом месте, и более никогда не показывал свою силу, воплощенную в магическом кристалле. Лазутчики, отправленные в это новое царство, сообщали, что македоны нанимают самых лучших строителей и зодчих, возводят прекрасные, совсем не варварские города с дворцами, храмами, мостами и дорогами, а платят только золотом, которое добывают в горах и чеканят самую тяжелую золотую монету, называемую ара. Еще они стремительно размножаются и детей с пятилетнего возраста – как мальчиков, так и девочек – отдают в военные школы, а с шестнадцати – в легионы. Особенно опасными на ратном поле бывают пешие женские когорты, воюющие против конницы особыми кнутами, в обращении с которыми они достигли высочайшего искусства.

Все – лазутчики, купцы, зодчие, побывавшие в Артаванском царстве, – отмечали невероятную угрюмость этого народа и полное отсутствие в их жизни каких-либо праздников. Говорили, что у них не существовало ни похоронного, ни даже брачного обряда: умерших или погибших бросали на съеденье птицам, а невест, несмотря на культ женщины, попросту покупали вместе с приданым или брали за долги. Но ходили слухи, что бывало и наоборот: невесты покупали себе женихов или пользовались ими как наложниками.

И вот семь месяцев назад, без всяких домогательств со стороны ромейского императора, царь Урджавадза сам предложил ему союз, скрепленный, по обычаю македон, браком с единственной царской дочерью Авездрой. Такой союз означал бы желанную, необходимую сейчас победу не только над Персией, но прежде всего над упадком духа империи. И дело было даже не в приданом, которое давал варварский царь и которому позавидовали бы все прежние императоры; суть этой женитьбы состояла в возможности обладания магическим кристаллом, веру в который раз и навсегда вселил в императора комит Антоний.

Женившись на царевне и заполучив живой огонь, Юлий мог бы наконец-то перекинуть освободившиеся легионы с востока на север, где уже около двух веков, то затухая, то вспыхивая с яростной силой, шла заповедная, нескончаемая война с варварами, победа в которой вернула бы Ромее былое могущество.

Отдаваясь на волю судьбе – а союз с Артаваном можно было истолковать как ее счастливый знак, – Юлий в то же время осознавал, что не случайно стал избранником сильного и богатого Урджавадзы. Этот варвар выполз из небытия, дабы привиться к мировому древу великих народов. Не жениха искал он для своей дочери, завлекая магическим кристаллом, но воплощения своих замыслов, и Ромея, пусть ныне и не блистающая, но великая и могущественная в сознании всех народов земли, достойная подражания еще на несколько тысячелетий вперед, должна была стать тараном, пробивающим врата крепости мироустройства, куда он внесет свое варварское представление о будущем, доставшееся от давно сгинувшего государства Урарту и царя ветхой Македонии.

Чтобы предвосхитить это, Юлий собственноручно написал завещание, приложил к нему Низибисский договор и, запечатав в капсулу, передал доверенной весталке из храма Весты с наказом посвящать в тайну каждого взошедшего на престол императора: несмотря на смену богов, воззрений и вер, никто не смел посягнуть на эту последнюю ромейскую святыню прошлого, и вечный огонь богини домашнего очага оставался неугасимым.

И только после этого с тайным нетерпением и страстью, как всякий жених, император стал ждать, когда нареченная невеста перешагнет порог его дома…

Не только плебеи, люмпен и колоны, но и именитые граждане Ромея не понимали, да и не желали понимать, что происходит в столице и кого это собираются встречать с такой помпезностью. Озабоченные всеобщим упадком и бесконечным добыванием хлеба насущного, они давно уже не взирали выше собственного роста и ходили, опустив очи долу, а если и замечали на улицах что-то новое, то думали лишь о том, как это снять, отковырять и потом продать на форуме. Но однажды, подняв глаза, жители Ромея внезапно узрели гигантское изваяние Митры, стоящее над водами Тибра, и изумились количеству меди, потраченной на колосс – целое состояние, сотни тысяч сестерциев можно было выручить, если повалить его и, разрубив на части, снести скупщикам. Солнце сверкало в начищенном металле так, что было больно смотреть, и многие от этого плакали, а ведь ничто уже не могло выдавить слез из повидавших виды глаз и вызвать иные, кроме недоумения, чувства.