Оксана Эрлих - В паутине пророчества. Книга смерти

Послышались крики Анны, звон битого стекла, и глухой стук, после которого всю стихло. Девочки, переглянувшись, не сговариваясь, соскочили с кровати и подбежали к двери. Они очень боялись отца, когда тот приходил домой нетрезвым. Время, когда он выплескивал всю свою злобу на бедную Анну, они пережидали, спрятавшись в комнате под одеялом, которое только частично могло приглушить крики матери. После того, как ярость испарялась, были слышны только бессильные рыдания Анны в соседней комнате. Но сегодня какое-то чувство, взбудоражившее души девочек, заставляющее забыть о собственных страхах, вывело их из комнаты-убежища.

Выскочив из-за двери, Вера застыла в немом ужасе. Нина, выбежавшая следом, истошно закричала и упала на колени, закрыв лицо руками. В длинном коридоре, соединяющем все комнаты в большом доме, стоял Федор. Его перекошенное лицо выражало бурю эмоций: злость, страх, отчаяние и сожаление. В его руке был зажат топор, по острию которого струились и капали на пол тонкие бурые дорожки крови. На полу перед ним, скрючившись в неестественной позе, лежала Анна. На спине зияли несколько ран, из которых еще вытекала кровь, начавшая запекаться. Ее правая рука была отрублена и лежала рядом с комнатой, в которой мать, в последнем порыве, успела спрятать своих детей.

Медленно подняв глаза на девочек, Федор, открыл рот, но вместо слов послышалось тихое шипение. Сделав шаг им на встречу, он споткнулся о безжизненное тело жены и упал в лужу почти черной крови, что растеклась на полу. Нина забилась в истерике, вцепившись в дверную ручку, и истошно воя. Вера была более решительна. Она, с трудом оторвав руку сестры от ручки, вернулась в комнату и, таща безвольно всхлипывающую Нину за собой, выпрыгнула в окно.

Они неслись, не разбирая дороги и не оглядываясь назад. Только забежав в свое тайное убежище, и упав на кучку соломы, накрытой старым порванным одеялом, девочки позволили себе отдышаться. Убедившись, что погони нет, Вера обняла дрожащую сестру и сказала:

– Успокойся, сестренка, я с тобой.

Второй раз за свою недолгую жизнь дети остались один на один со злодейкой-судьбой. Единственный человек, которому они были нужны, погиб, оставив Веру и Нину сиротами при живом отце. Хотя назвать его так можно было с большим трудом.

Вера, вытащив руку из-под головы уснувшей сестры, тихо встала с импровизированной кровати, и подошла к маленькому окну, наполовину лишенному стекла. Что могла придумать в эту минуту семилетняя девочка, чтобы спасти себя и Нину? Но это нужно было сделать.

Внимание Веры привлек тусклый свет в одном из окон соседствующей церкви. Это было идеальное место, в котором отец Степан защитит их от чудовища, которое убило маму.

Улыбнувшись неожиданно пришедшей спасительной мысли, Вера растолкала дремлющую сестру. Когда Нина, непонимающим осоловелым взглядом из-под пушистых ресниц, посмотрела на Веру, та прошептала:

– Пойдем в церковь к отцу Степану. Помнишь его?

Нина, все еще с трудом возвращаясь в суровую реальность из сладкого небытия, все же смогла уловить ход мыслей Веры и кивнула. Она всегда была немногословной и нерешительной – полной противоположностью Веры. Да и внешне они были совсем не похожи друг на друга. Смуглая, с черными глазами, пухлыми губами и курносым носиком крепкая Вера была почти на пол головы выше своей тщедушной сестры – блондинки с огромными зелеными глазами, маленькими, вечно поджатыми губками, от чего они практически исчезали из виду. Жители деревни всегда провожали девочек удивленными взглядами и перешептывались вполголоса, особо не стесняясь малышек. Все недоумевали: ведь такими разными близнецы быть не должны. Но сестер совершенно не волновали пересуды и сплетни деревенских кумушек, проводящих свободное время за промыванием чужих, пусть даже детских, косточек. Только отец Степан всегда относился к детям без излишнего любопытства, ничем не выделяя их из толпы прихожан.

Поэтому, пробираясь вдоль темных зарослей акации, густо окружавшей высокое строение, девочки уже рисовали в своем воображении, как пожалеет их старый священник, приютит в церкви и прогонит прочь отца-убийцу, явившегося в ночи за дочерями.

Вере достаточно долго пришлось стучать в высокую дверь церкви прежде, чем она практически бесшумно отворилась. Освещаемый неярким огоньком свечи, прыгающим во все стороны из-за ветра, ворвавшегося внутрь, отец Степан стоял на пороге и с тревогой вглядывался в ночную тишь.

– Мы здесь, батюшка, – прошептала Вера. – Можно мы войдем?

Не дождавшись ответа, она юркнула в щель между стеной и стариком, таща, чуть ли не волоком, совсем присмиревшую Нину.

Отец Степан оглянулся, внимательно посмотрел на стоящих посреди зала детей, грустно вздохнул и закрыл дверь.

– Я знал, что рано или поздно вы вернетесь сюда, – произнес он. – Рассказывайте.

Решительность Веры значительно поубавилась, но отступать было не куда. Она подняла голову и ответила:

– Мама умерла. Можно нам пожить здесь?

Священник перекрестился и спросил:

– Разве она была больна? В прошлую субботу на службе Анна выглядела вполне здоровой. Если не считать синяка на лице.

Его взгляд стал суровым. Он столько раз в беседе пытался вразумить Федора, но постоянно натыкался на отчуждение в непроницаемых серых глазах.

Нина тихо заплакала при упоминании об Анне. Перед глазами вновь возникла страшная картина сегодняшнего дня. А Вера, погладив сестру по голове, с трудом сдерживаясь, чтобы не вторить ей, ответила:

– Отец… убил ее топором…

– Боже милостивый… – прошептал отец Степан. Такого он не ожидал.

Впервые за много лет этому черствому старику захотелось кого-то защитить. В минутном порыве он опустился на колени перед детьми и обнял их, вдыхая нежный детский аромат, так давно не щекочущий и не будораживший тяжелые воспоминания из прошлой жизни.

Не успели девочки удивиться внезапному проявлению чувств у всегда сдержанного отца Степана, как в дверь громко постучали. Дети помогли старику подняться на ноги и с тревогой посмотрели на него. Кто мог в ночное время явиться сюда?

– Пожалуйста, не открывайте ему! – прошептала еле слышно Нина.

– Кому? – так же шепотом спросил священник.

– Я боюсь, он и нас убьет! – не ответив на вопрос, девочка закрыла лицо руками и всхлипнула.

Отец Степан все понял. Спрятав детей за широкую колонну с лампадой, он поправил растрепавшиеся волосы и осторожно открыл дверь, все еще надеясь увидеть за ней кого угодно, кроме пьяного Федора с окровавленным топором в руках. Но его чаяниям не суждено было свершиться. За дверью, освещаемый лунным светом, стоял Федор, правда, без топора. Его лицо искажала гримаса отчаяния и страха. На светлой рубахе проступали черные пятна крови.