Александр Венгер - Затяжной конфликт. Роман

В сотне Максима появилось два русскоговорящих иностранца: скрипач из Сербии Стефан Йованович (он всем сообщал, что это не отчество, а фамилия) и американо-израильский еврей Изя Мандель. Стефан учил русский язык в школе, а у Изи родители были из Одессы. Йованович каждый вечер, уйдя поглубже в лес, упражнялся в игре на скрипке. Иногда выступал и перед слушателями, хотя говорил, что эта скрипка «ни богу свечка, ни черту кочегар», и рассказывал, что дома у него осталась еще одна – старинная, работы Жана Вийома. Однако, по мнению Максима, и эта звучала прекрасно.

Изя выглядел гротескно. Рыжебородый, в черном шелковом кафтане с белой ленточкой на плече и в черной шляпе, регулярно слетающей с головы. Под ней обнаруживалась ермолка, которую Изя называл « кипа ». С собой он привез огромную коробку с концентратами и пару кастрюлек, в которых сам готовил себе еду. Как он объяснял, его продукты кошерные, а те, что у Анны Михайловны, – нет, поэтому в пищу они не годятся. Кто-то спросил, можно ли ему смотреть, как другие едят некошерное, на что он серьезно ответил:

– Это ваша проблема, я за вас перед Ним не отвечаю.

Воеводе Изя понравился. В его времена примерно так одевались польские шляхтичи.

– Жиды – оне полезные, – изрек Самозванец. – Даром что пужливые, зато хитрые. Бери его к себе в сотню, не пожалеешь.

У Славки же после знакомства с Изей возникли некоторые подозрения, и он поинтересовался у Максима:

– Что это за пугало? Он совсем с глузду съехал?

Максим уверил его, что с Изей всё в порядке: религиозным евреям так положено. Слава удивленно покрутил головой, но, кажется, поверил.

– Ладно, твое дело. Тебе с ним вожжаться.

Серёга долго мучился раздумьями и в итоге поделился мудреным вопросом:

– Вот, допустим, сами-то евреи как о себе говорят? Не станет же типа народ называть себя таким дурным словом.

– Они себя иудеями обзывают, потому как происходят от Иуды, – авторитетно пояснил Егор Егорыч.

– Это который типа Христа распял? Так я бы уж лучше себя евреем называл!

Ко входу в палатку Изя прикрепил изящную бонбоньерку, объяснив, что там находится мезуза – молитва, охраняющая двери. Заходя в палатку и выходя из нее, он трогал свою мезузу, после чего целовал пальцы. По утрам и вечерам Изя молился, нацепив на себя какие-то коробочки и накрывшись полосатым покрывалом. Собственная приверженность ритуалам сочеталась у него с ясно читающимся во взгляде неодобрением тех ополченцев, которые расхаживали с крестами на груди. Он иронически посматривал и на мусульман, совершающих намаз, и на солнцепоклонников, приветствующих свое божество подъятыми к небу руками.

В один из самых скучных дней Максим решил поинтересоваться у воеводы:

– Что-то я не пойму – кто кого держит в осаде? Мы их или они нас? Отчего бы нам не взять их Малые Лохи штурмом?

– Я те так скажу: мы их держим, а оне нас. А про штурм забудь. Там у них всё приуготовлено, дабы всех наших людей уложить. Посему ждать надобно, когда оне на поле выйдут.

– Да зачем им выходить? Они так и будут сидеть, пока нас всех комары не съедят.

– Негоже им сидеть. Оне весь дольний мир воевать пришли. Не будет у них битв да побед – так вся их рать разбежится.

Итак, оставалось тупо ожидать, когда противник соблаговолит напасть, а пока – кормить комаров и общаться с многочисленными сумасшедшими.

Как-то утром к Максиму привязался странный человек без шеи, в спадающих штанах и с расцарапанным лицом. Скрюченные пальцы дергались, сминая и раздирая одежду.

– Проклятые таганроги! – жаловался он. – На кой ляд втягають меня в свои дела? Мелкие тварюки, а подлючие. Всё обличье мне покоцали. Как сцепились полурогие таганроги и полнорогие, да голорогие, да попорогие – у каких роги от попы растуть! Казна-що вытворяють! Один одного лупцують и меня не милують.

Его руки вскинулись к лицу, стали карябать кожу.

Максим сказал: «Извини, друг, спешу» и попытался ускользнуть. Однако человек без шеи последовал за ним, придерживая штаны одной рукой, продолжая скрести свою физиономию другой и горько жалуясь на бесчинства подлорогих таганрогов.

Вообще, количество чокнутых в Дружине явно зашкаливало. На каждом шагу попадались юноши, разговаривающие сами с собой и неопрятные личности, шарахающиеся от встречных с испугом на лице. Как-то Максим наткнулся на дервиша в белых одеяниях, безостановочно крутящегося вокруг своей оси, как огромный волчок. Правда, потом выяснилось, что это не кататония, а ритуальный танец, дарующий приближение к Богу. Встречались нервные особы, отмахивающиеся от невидимых преследователей, и проповедники с горящим взором, проклинающие всех подряд. Другого трудно было ожидать: разве нормальный человек отправится, бросив все свои дела, сражаться с антихристовой ратью? Пойдет под командование к самозванцу, умершему четыреста лет назад? Нет, нет и нет. Он будет смотреть репортажи о Последней Битве по телевизору и приговаривать: «Это ж надо, как дурят народ!».

Около полудня, когда все дела были сделаны, необходимые распоряжения отданы, а до обеда еще оставалось порядочно времени, Максим направился к поваленному стволу, где он оборудовал себе комфортную читальню. Однако в этот раз на поляне обнаружился представительный мужчина с обрюзгшим лицом. Он неодобрительно рассматривал огромную лягушку, сидящую на пне. Она взирала на него так же брезгливо. Мужчина был в дорогом костюме с серебряной искрой и лаковых полуботинках, заляпанных грязью. Услышав шаги, он оторвался от созерцания лягушки и, не меняя выражения лица, посмотрел на Максима. Неожиданно в его глазах появился интерес: он заметил портрет на обложке книги.

– Это… э-э-э… Бомштейн? – спросил он.

Максим подтвердил.

– «Короли и императоры»?

– Да. «Цари, императоры, президенты».

– Вот-вот! – обрадовался незнакомец. – Дайте ее мне. Э‑э‑э… на полчаса или даже меньше. – И он протянул руку, явно ожидая, что Максим с поклоном вручит требуемое.

– С удовольствием, – сказал Максим. – Только на очереди еще один человек. Вот прочитаю, дам ему, потом Вам.

Мужчина удивился.

– Павел Матвеевич Хвостов-Стахов, – отрекомендовался он. – Личный представитель Президента по Клепиковскому району. Именно району.

Максим вежливо ответил:

– Очень приятно. Максим Михайлович Скворцов, программист. Именно программист.

– Пусть так, – согласился Павел Матвеевич. – Но эта книга мне нужна. Мне сообщили, э-э-э… мне стало известно, что в ней содержится важная информация. Да, информация.

– Я же сказал: дам Вам после Бориса. А если договоритесь с ним, то сразу, как прочту.

Хвостов-Стахов побагровел. Казалось, сейчас он бросится вырывать книгу, но он быстро взял себя в руки.